Николай Внуков - Один на один

Я услышал эту историю от самого героя — Саши Бараша — в 1977 году.

А началось все с газеты «Тихоокеанский комсомолец», где в очень короткой заметке, буквально в десяти строчках, было рассказано о приключениях четырнадцатилетнего паренька, живущего с отцом в поселке одной из океанологических станций.

Я читал много о всяких робинзонадах, но эта поразила меня неожиданностью. Мне захотелось во что бы то ни стало увидеть героя.

И вот Саша Бараш передо мной — худенький, невысокий, застенчивый. Рассказывает медленно, обдумывая каждое слово. А я смотрю на него и с трудом верю, что передо мной — современный Робинзон.

Три вечера он рассказывал мне, как жил на острове. Я записал его рассказ в толстую тетрадь. Позже эти записи превратились в повесть.

Я сидел на камне совсем голый и разглядывал остров.

Повернешь голову налево — и в ста шагах, за грудой мокрых черных скал, берег кончается. Что за скалами — неизвестно.

Справа такая же картина: будто огромный самосвал вывалил груду камней в море. Только камни эти побольше, чем слева.

Сзади — гора, заросшая кустами. Не особенно высокая, но крутая. Сквозь зелень выпирают каменные ребра. Несколько деревьев стоят на вершине.

Снова повернешь голову — море, на которое уже не хочется смотреть. От горизонта к острову катятся волны. Чем ближе к берегу, тем выше они становятся и тоньше наверху. Потом верхушка волны перегибается вперед, закипает пеной, у береговых камней волна как бы подскакивает и с длинным вздохом разлетается в белую пыль.

Самые большие волны ухают о камни так, что под ногами вздрагивает земля.

Солнце похоже на ослепительную дыру, вырезанную в синем небе. Из этой дыры льется такой жар, что голова кружится. Я мочу в воде носовой платок и натягиваю его на голову. По углам платка завязываю узелки, получается шапочка. Через несколько минут она становится сухой и ее снова приходится мочить. За кожу на плечах и на теле я не боюсь: еще весной загорел так, что она не облезет, Даже в тропиках.

Я встал и потрогал одежду. Рубаха почти высохла, куртка тоже, а вот джинсы по швам сырые. Майка и трусики побелели от соли и стали, как накрахмаленные.

Все, что у меня есть, разложено на камнях.

Перочинный нож с двумя лезвиями, шилом, штопором, отверткой и с медной петелькой на рукоятке, чтобы носить его на ремешке, пристегнутом карабинчиком к поясу. Мне его подарил отец в прошлом году на день рождения.

Пластмассовая расческа с футлярчиком.

Ключи от квартиры на стальном колечке.

Огрызок карандаша длиной с указательный палец.

Две большие английские булавки, которыми я закалывал снизу манжеты брюк, когда катался на велосипеде.

Кусок капронового шнура — метра два — от планктонной сетки.

Широкий ремень от джинсов со здоровенной латунной пряжкой.

Кеды, совсем новенькие, на толстой белой подошве, с губчатыми белыми стельками. Я их сам покупал в спортивном магазине в Находке. Подобрал так точно по размеру, что они почти не чувствуются на ноге.

Нитяные носки с резиночкой наверху.

И все.

Больше у меня ничего нет.

Я разложил вещи на камнях, чтобы они просохли.

Скоро меня найдут. Может быть, сегодня. Или завтра. Они обязательно будут искать. Правда, они не знают точно, где меня смыло за борт. Но отец, конечно, не успокоится, пока меня не найдет.

Я поморщился: долгая у них будет работа. На карте в этом архипелаге три больших острова и штук тридцать маленьких. А некоторые, наверное, и вовсе не обозначены.

Хорошо, что под руки мне подвернулся ящик, в который мы складывали губки и морских звезд. Его смыло вместе со мной. Я сразу его заметил, как только вынырнул. Он крутился в кильватерной струе рядом со мной. Уцепившись за ящик, я ухитрился стянуть с ног кеды — хорошо, что они были не зашнурованы, — засунул их внутрь и поплыл к берегу, прямо как в учебном бассейне, держась за доску.

Плыть было нетрудно. Волны шли высокие, но плавные. Я взлетал на водяной вал, застывал на несколько секунд на его вершине, а потом быстро скользил вниз, в сине-зеленый, подернутый морщинами провал, из которого несло соленым ветерком. Ящик хорошо держал меня, я только ногами направлял его ход. Все было бы ажур, если бы через несколько минут я не начал замерзать. Чтобы согреться, я время от времени начинал изо всех сил работать ногами и свободной рукой.

Взлетев на очередную волну, поднял голову, чтобы посмотреть, далеко ли берег, и мне стало нехорошо от того, что я увидел. Впереди дымилась стена воды с двухэтажный дом. Пока я держался на вершине волны, увидел, как эта стена опала и из белого месива пены выпрыгнули неровные, черные зубы скал. Пена схлынула, открыв дно у берега, и в этот момент я начал скатываться в долину между валами. Идущая впереди водяная гора закрыла все, а я прямо ослаб от страха. Я представил, что сейчас произойдет. Очень просто: вода опустится в тот момент, когда буду над черными зубами, и меня просто размажет на них…

Снова я взлетел вверх, увидел клочья летящей пены, услышал клекот и свист рассыпающейся в брызги воды и вдруг упустил ящик. Его косо понесло в сторону: течение шло здесь вдоль берега. Рванул вперед так, что чуть руки не вывернул в плечах. Волна накрыла меня с головой, я потерял из виду и берег, и ящик, просто колотил ногами по воде и греб как сумасшедший до тех пор, пока пальцы снова не уцепились за доски. И тут меня начало поднимать, и я понял, что это значит. Между мной и скалами не было больше ни одной волны. Тогда я зажмурил глаза, сжался и стал ждать удара, последнего, ТОГО САМОГО.

Что я мог сделать? Никаких сил не оставалось. Тут даже пароход не выгреб бы на глубину.

Когда волна начала опускаться, я открыл глаза, увидел какие-то мутные тени, бегущие в глубине подо мной, потом голова выскочила на воздух, по глазам резануло солнцем, берег качнулся, ящик глухо шваркнулся обо что-то, я больно налетел на него грудью и почувствовал животом камни. Не те, острые, а другие, скользкие, будто намыленные. Пена пронеслась вперед, с шипеньем покрыла берег, а я прижался всем телом к этим осклизлым камням, вцепился пальцами в лохмы водорослей, жестких, как проволока, и ждал, когда все хлынет назад. И когда у головы снова запенилась отливающая вода, я, сбивая колени, ссаживая ладони, пополз вперед. За спиной ухнуло, сильно поддало под зад, и я вылетел вместе с ящиком в кучу гнилых водорослей…

И вот…

Я встал и потрогал джинсы.

Материя была горячей от солнца. Кеды тоже просохли и сильно воняли резиной.

Я оделся, рассовал по карманам свое имущество и пошел искать пресную воду. Пить хотелось до тошноты.

Я никогда еще не ходил по такой земле.