Резерфорд Монтгомери - Каркаджу

В этот вечер Каркаджу рано вышел на охоту. Он был неограниченным властелином царства, раскинувшегося на сто километров бесплодной, изрезанной каньонами земли. Его царство простиралось от самой Золотой Чаши до Горы Слепней. Хитрыми маленькими глазками он внимательно обшаривал снежные откосы и заглядывал в заросли кустарника. Каркаджу не прятался, не перебегал от куста к кусту, как какой-нибудь заяц-беляк или олень. Он неуклюже трусил по насту, часто перебирая короткими лапами, и никого и ничего не боялся. Он был властелином, и все хищники — начиная с кугуара <���Кугуар — горный лев> и кончая медведем-гризли — знали и боялись его.

Он властвовал не потому, что превышал их всех размерами — сытый и сонный он весил всего лишь килограммов пятнадцать, но он происходил от хорька и ласки и унаследовал от них безграничную храбрость. Каркаджу дрался не на живот, а на смерть и никогда не уклонялся от битвы. Это знали все звери, потому-то они и признавали его власть. Его ненавидели и боялись, а он знай себе разбойничал и убивал в одиночку.

Сегодня ему предстояло весьма важное дело. В его владения вторгся неизвестный зверь. Пробираясь по каньону Юнавип, Каркаджу учуял следы мокасинов, и это разозлило и встревожило его: ведь право охотиться в Юнавипе принадлежало ему одному. Он понял по запаху, что тут проходил индеец-зверолов. Что ж, Каркаджу прогнал из Юнавипа уже не одного охотника. Недаром его прозвали бесом. Ни самые замысловатые капканы, ни соблазнительные приманки не могли спасти куньей тропы для охотника, посягнувшего на его права. Охотники негодовали, возмущались, но в конце концов бросали хорошие места, потому что перехитрить властелина они не могли. Каркаджу уничтожал и их добычу и западни.

Но индеец прошёл не один. Рядом со следами мокасинов виднелись глубокие морщинистые следы — отпечатки лап огромного медведя. Пересекая тропу охотника, Каркаджу сунул нос в медвежий след и свирепо зарычал. Видно, плохи дела у медвежьего племени, если они водят дружбу с человечьей породой!

Каркаджу присел, лапой заслонил глаза и стал вглядываться в даль, высматривая врага. Толстый, с серым полосатым задом и тупой чёрной мордой, он выглядел в этой позе довольно забавно. Глаза властелина были его единственным слабым местом, и ему приходилось заслонять их от солнца совсем по-человечьи. Ничего не увидев, он встал на слежавшийся снег и снова пошёл по следу. След вёл в Юнавип. Сомнений не было — охотник уже успел расставить западни, и теперь Каркаджу придётся уничтожать их.

Каньон сузился. Ручей по названию «Злюка», бежавший под толстенным покровом снега и льда, шумел и бился в ледяных оковах. Каркаджу упорно бежал вдоль его русла. Среди тоненьких, похожих на привидения осин он нашёл первую западню. Она была искусно построена, и приманка в ней была ещё совсем свежая. Каркаджу дважды обошёл западню, потом подполз к ней на животе и толкнул. Ловко отцепил защёлку, сделанную в виде четвёрки, и отпустил пружину.

Приманке он уделил больше внимания. Нужно было тщательно исследовать, не отравлена ли она. Кусок рыбы оказался ненадрезанным и не пах дымом. Дело в том, что этот охотник никогда не клал яда в свои приманки. Он уже давно охотился и прекрасно знал, что стрихнин портит шкуру зверя, делает её пятнистой с зеленоватым отливом.

Каркаджу не был голоден. Он взял рыбу и отнёс её подальше, на крутой склон каньона. Там, в большом сугробе, он вырыл ямку и закопал свою добычу. Но прежде чем засыпать рыбу снегом, он испачкал её мускусом, чтобы от неё шёл неприятный запах. Теперь на ней лежала печать властелина, и польститься на неё могла разве только голодная лиса. Каркаджу вовсе не собирался возвращаться за этой рыбой, но он смутно сознавал, что пищу нужно запасать впрок, и потому всегда тщательно припрятывал любую добычу.

Следующая западня не была похожа ни на одну из виденных им до сих пор. Это была прочная клетка из свежих, крепко перевязанных между собой осиновых кольев. Над входом в клетку торчало толстое бревно, опиравшееся на крепкую ветку с рогатиной на конце. К этой же ветке была прилажена длинная жердь, уходившая далеко в глубь клетки… На конце жерди висела заячья тушка. Наполовину освежёванный заяц выглядел очень аппетитно. Пробегавшие мимо рыси и дикие кошки должны были сразу видеть, что их ждёт прекрасный обед — нужно только сделать несколько шагов и сорвать зайца с жерди.

Каркаджу посмотрел на ловушку с подозрением. Сначала он обошёл клетку вокруг, затем вскарабкался на неё. Осиновые колья были поставлены так тесно, что просунуть лапу и достать приманку он не смог. Тогда он попробовал расшатать хоть один кол. Когда и это ему не удалось, он пошёл к открытому входу и сел. Было ясно, что воспользоваться входом нельзя. Уже одно то, что он был так широк, настораживало.

Каркаджу долго толкал и тряс западню, но пружина не сдавала. Он ничего не мог понять. Всунул внутрь морду и сразу же отдёрнул. Ничего не произошло. Тогда он дважды обошёл вокруг западни, с силой кинулся на неё и, чуть выждав, снова отправился к входу. На этот раз он всунул внутрь не только морду, но и часть туловища. И опять ничего не произошло. Каркаджу был озадачен. Пятясь из западни, он сердито ворчал. Снег был уже весь испещрён его следами, можно было подумать, что сотня росомах отплясывала вокруг капкана какой-то странный танец.

Каркаджу решил попробовать ещё раз. Сначала он осторожно заглянул внутрь, сделал один шаг и остановился. Ещё шаг — и снова остановка. Наконец приманка оказалась прямо перед ним. Снять её было не так-то легко. По-видимому, она была привязана. Каркаджу рванул зайца к себе, потом, изловчившись, он повернулся в узком проходе и с рычанием прыгнул по направлению к выходу, но было уже поздно — послышался противный скрип дерева, в морду ему полетела снежная пыль. Он сильно ударился обо что-то головой и отлетел назад. Огромное бревно, торчавшее прежде над входом, преграждало путь.

Убедившись, что ему не выбраться из ловушки, Каркаджу впал в ярость. Он в клочья изорвал мёртвого зайца и принялся острыми когтями царапать бревно, закрывшее вход, — куски еловой коры так и летели во все стороны. Он буйствовал целый час, но вырваться из плена не смог.

Тогда он уселся, чтобы хорошенько обдумать своё положение — в трудные минуты Каркаджу становился чрезвычайно изобретателен.