Бус Таркинтон - ПЕНРОД

Дом Скофилдов стоял на людном перекрестке. Забор был низкий, и когда по понедельникам миссис Скофилд приглашала прачку, Пенрод испытывал адские муки. Мальчики очень болезненно воспринимают многое из того, чему взрослые не придают значения. И если прочие члены семьи не видели ничего зазорного в том, что прачка вывешивает сушить белье на улицу, то Пенрод не находил себе места от стыда. И из всех экспонатов, с помощью которых эта деловитая женщина давала городской общественности представление о вкусах Скофилдов, его больше всего удручало зимнее белье отца. Однажды произошел кошмарный случай. Именно в тот момент, когда эти ужасные байковые вещи развевались на ветру, алея на весь город, мимо прошла сияющая и накрахмаленная Марджори Джонс. Пенрод спрятался и долгое время не решался показаться на улице. Ведь он ни минуты не сомневался, что весь город знает о пристрастии отца к красной байке.

И вот сейчас, находясь в комнате сторожа, Пенрод прозрел в отношении своих панталон. Нет, в этом он даже близко не подойдет к сцене. Ведь каждый из юных рыцарей тут же узнает, во что его одели мать и сестра, и страшная истина прогремит на весь мир. Ибо куда громче, чем чулки, эта красная байка возопит о секрете его костюма и о том, как, в действительности, называется то, из чего его сделали.

Каждому, наверное, хоть раз в жизни снился сон, что он идет в нарядной толпе и вдруг с ужасом убеждается, что на нем нет ничего. Чувство неловкости, которое в таких случаях охватывает спящего, лишь в малой степени отражает то, что испытывал наш юный рыцарь Круглого стола. Ведь с ним все было, увы, наяву, и он переживал жесточайшие муки.

Мужчины вообще достаточно болезненно реагируют, если в их костюме появляется хоть малейшая деталь, которая может повлечь насмешки. В таких случаях они страдают гораздо сильнёе, чем женщины, и не успокаиваются, пока их одежда не станет такой, какая считается приличной среди других мужчин. То же происходит с мальчиками, и ничего нет удивительного, что, разглядев свои злосчастные панталоны, Пенрод почувствовал себя хуже, чем голым.

– Пенрод Скофилд! – раздалось с противоположного конца коридора.

Погоня началась, и Пенрод понял, что ему не уйти. Рано или поздно преследователи загонят его в угол. В его распоряжении оставалось всего несколько секунд. И, не зная, что предпринять, он сидел, съежившись, на стуле.

– Пенрод Скофилд! – возопила сердито миссис Лора Рюбуш.

Пенрод вскочил с растерянным видом. От резкого движения еще одна булавка расстегнулась и впилась ему в спину. Он резко выдернул ее. Тут же раздался треск рвущейся ткани, и на его панталонах появилась брешь в самом неподходящем месте.

– Пенрод Скофилд! – миссис Лора Рюбуш шла по коридору.

В тот момент, когда Пенрод уже счел битву проигранной, его блуждающий взор упал на синий комбинезон, который сторож повесил на гвоздь. С находчивостью обреченного Пенрод в отведенные судьбой секунды задумал и осуществил план. Честь его была спасена.

– Пенрод! – миссис Лора Рюбуш открыла дверь и негодующим взором буравила сэра Ланселота-дитя, который стоял перед ней, по горло укутанный в мантию.

– Да будет тебе известно, – продолжала она, – что по твоей милости начало спектакля уже задержалось на десять минут. Пятьсот зрителей ждут в зале! – воскликнула она, и Пенроду невольно подумалось, что теперь эти пятьсот человек вынуждены будут вместе с ним еще подождать, пока миссис Рюбуш не дочитает свою нотацию.

– Вы уж извините меня, – сказал он самым миролюбивым тоном, шествуя за ней на сцену. – Мне отчего-то захотелось посидеть в тишине, и я немного замечтался.

Две минуты спустя занавес наконец поднялся. Зрителям предстала зала средневекового замка, щедро задрапированная розовой и голубой марлей. Тут находились король Артур-дитя и королева Гвиневера-дитя. Они восседали на тронах в окружении девы Элейн-дитя, сэра Галахада-дитя и прочих знаменитостей. А пятнадцать рыцарей- детей пировали за круглым столом, скатертью для которого служил большой персидский ковер. Эти рыцари утоляли жажду из серебряных кубков, позаимствованных на время спектакля у местного Спортивного клуба.

Роскошь обстановки дополняло такое количество самых разнообразных растений в горшках и пальм в кадках, какого наверняка не знали дотоле ни подлинные замки, ни спектакли. Кроме огней, освещавших сцену, на декорацию и исполнителей был направлен луч прожектора из глубины зала, придававший окончательный блеск этому великолепному зрелищу.

Воспитанная публика с трудом сдерживала восхищение, ограничиваясь приглушенным гулом. Когда шум в зале совсем затих, дети дрожащими голосами запели, неимоверно коверкая слова:

Тут король Артур-дитя вскочил с трона и, размахивая скипетром, как жезлом регулировщика, завопил:

Первым вышел сэр Мордред-дитя – единственный злодей в этой пьесе. Отведенные ему слова были тем немногим в творении миссис Лоры Рюбуш, что не вызывало у Пенрода протеста. Но почему-то эти слова достались не ему, а Джорджу Бассету, который не только обладал ангелоподобной наружностью, но и славился примерным поведением. Из-за того, что он был таким паинькой, сверстники называли его не иначе, как «маленьким джентльменом», и не желали иметь с ним ничего общего.

И все они дружно сходились во мнении, что именно за примерное поведение ему дали единственную стоящую роль в спектакле. Сэр Мордред-дитя встал из-за стола и тоненьким голоском продекламировал:

После этого, понятное дело, сэру Мордреду-дитя наотрез отказали в рыцарском посвящении, и этот счастливчик навсегда удалился восвояси. Правда, тут останавливала внимание одна деталь: почему-то сэр Мордред, не будучи посвященным, все же носил рыцарские доспехи, но на эту мелочь мало кто обратил внимание.

Тем временем из-за стола поднялся Морис Леви. Поклонившись, он объявил, что зовется сэром Галахадом-дитя, затем бойко затараторил: