Екатерина Неволина - Город-невидимка

— Живой? — Динка подозрительно посмотрела на еще лежащего в отключке охранника.

— Живой, что ему сделается! — отмахнулся Северин.

— А вот что! — Динка заехала ногой лежащему по ребрам. — Это лично от меня. На память. Будет знать, как киднеппингом заниматься!.. Кстати, может, занести его в комнату, а то вдруг замерзнет и умрет?..

Северин посмеялся нелогичности ее поведения, но все же выполнил просьбу, и вскоре они с Динкой уже шли по направлению к ближайшему метро. Кажется, это была станция «Коломенская».

В комнате горели свечи, отражаясь в темном окне. Они казались заблудившимися душами, бесприютно блуждающими в пустом холодном пространстве. Пахло ладаном и чем-то еще, тревожащим и непонятным.

При виде этой картины Глебу стало немного не по себе, Ян же, напротив, явно чувствовал себя в своей стихии. Глеб даже заметил, что все время, пока шла подготовка к обряду, маг ни разу не закашлялся.

Атмосфера сгустилась, казалось, было слышно, как со звоном падают на пол секунды.

Большое зеркало, задернутое плотной черной тканью, ожидало своего часа.

— Не надо! Пожалуйста, не надо! Отпустите меня! — Лиза рванулась из его рук и истошно, на одной ноте, завизжала.

Ее крик резанул по туго натянутым нервам острым ножом. Глеб вздрогнул и действительно едва не выпустил девушку, проявлявшую неожиданную для ее худенького тела силу.

— Поставь ее напротив зеркала, — сухо велел Ян, никак не прокомментировав Лизину истерику.

Сказать — легче, чем сделать. Девушка все вырывалась, норовя снова укусить. Вид у нее был совершенно дикий — глаза в ужасе расширены, зрачок — во всю радужку, волосы растрепаны, рукав у платья в ходе борьбы порвался.

— Отпусти! Я не хочу туда! Ааааааа! — снова завизжала, забилась она.

Глеб покосился на Яна. Тот невозмутимо (у него что, беруши вставлены, что ли?) продолжал чертить на полу что-то вроде пентаграммы, иногда сверяясь с небольшой книжицей.

Вот тебе и начертательная геометрия в действии.

А что, если не сработает?.. Эта мысль впервые пришла в голову Глебу, и он напрягся. Как они узнают, удалось ли колдовство? Что, если Сашу уже не вернуть?.. Что тогда им делать и как быть с Лизой?..

Девушка плакала. Тушь с ее ресниц давно уже смылась, и она выглядела так беззащитно, так по-детски, что больше всего на свете хотелось ее утешить, пообещать, что все будет хорошо. Приходилось постоянно напоминать себе, что она бывает и другой. Разве ребенок отправил бы Сашу в объятия смерти? Разве ребенок столкнул бы с моста Ольгу? Нет, нельзя ни за что поддаваться этой жалости… и все же не поддаваться ей было совершенно невозможно.

— Кажется, все, — Ян придирчиво оглядел результат своей работы, чуть подправил какой-то странный символ и обернулся к Глебу. — Давай ее сюда, в круг. Отсюда она не вырвется.

— Я любила тебя… — хрипло и очень тихо сказала вдруг Лиза.

И от этих слов и от безнадежности, что звучала в ее голосе, Глеб почувствовал в груди ослепительно сильную боль.

Простых решений не бывает. Он всегда знал это, и вот, пожалуйста, очередной наглядный урок.

— Я прощаю тебя, — ответил он так же тихо, — надеюсь, и Ольга, и твоя сестра тоже простят.

Он коснулся губами ее ледяной, скользкой от слез щеки. Девушка всем телом вздрогнула, на миг замерла, а потом, не глядя на него, шагнула в круг, который Ян тут же замкнул очередной зажженной свечой.

Теперь Лиза не смотрела ни на кого из них — только перед собой, в еще занавешенное зеркало, будто уже видела недоступное для других, то, что находилось за гранью.

— Я пойду за Сашей, — сказал Ян. — Идти туда далековато, но ничего, справлюсь. У шаманов на этот предмет хорошие практики. Жаль, нет бубна…

— Почему же нет, — спохватился Глеб, все еще наблюдавший за застывшей в кругу Лизой. — Думаю, старый шаман не будет против — давно уже про свой бубен не вспоминал…

Бубен, как помнил Глеб, хранился в кабинете Евгения Михайловича. Не слишком, конечно, хорошо лазить по директорскому кабинету, но сейчас, похоже, как раз подходящий случай.

Охранник Серега, которого уже посвятили в курс дела, неодобрительно покачал головой, но ключ выдал: вы, мол, взрослые детки, в общем, сами разбирайтесь.

И вскоре Глеб уже вернулся с инструментом.

Лиза стояла точь-в-точь в той позе, что он ее оставил. Казалось, она уснула.

— Ого, как раз то что надо, — Ян довольно осмотрел принесенный Глебом бубен и для пробы тихонько ударил по нему рукой. — Славная вещь, не забыла еще о своем прошлом, а ведь столько времени прошло… Я сейчас настроюсь, подготовлюсь к путешествию, а ты следи, чтобы все было нормально. И главное, чтобы меня никто не отвлекал — второй раз пойти туда уже не получится. Понимаешь? И следи, чтобы свечи не погасли. Я на них ориентироваться при возвращении буду. Заблудиться в тех местах — проще простого.

Он говорил сухо, скорее деловито, но Глеб чувствовал напряжение в голосе мага. Видно, задача действительно предстояла отнюдь не простая.

— Буду следить, — он кивнул. — Удачи. И… возвращайся, пожалуйста.

Ян молча кивнул. Его лицо сделалось равнодушным и каким-то рассредоточенным. Он дернул за край плотной черной тряпки, открывая зеркальную гладь, и медленно опустился на пол неподалеку от круга.

Солнце нещадно палило, выжигая все — до самой глубины души. Да и осталась ли у нее вообще душа? Ничего не осталось.

Девушка устремила взгляд вниз, в одну из дыр, где темнела вода.

Насколько стало бы легче, если бы эта пробитая яхта наконец затонула. Конец мог быть любым — лишь бы только он вообще наступил!..

— Кто я? — спросила девушка вслух, и ее хриплый голос потонул в плотной тишине, которая всегда полновластно царила в этом месте.

Вопрос был бессмысленен. Слова вообще утрачивали свой смысл, становясь простым набором странных пустых звуков. Кажется, девушка наконец осознала это, потому что смирилась и вновь погрузилась в сонный покой, подобный смерти. А может, и являющийся этой самой смертью. Даже появление на горизонте черной птицы на этот раз ее не взволновало — к чему волноваться, когда все напрасно и изменений не будет? Мир закольцован и обращен в ничто, а значит, ничего нет ни по эту, ни по ту сторону кольца. Великая пустота, иссасывающая и беспощадная.

Птица все приближалась, и девушка следила за ней отрешенным, почти ничего не видящим взглядом.

Ворон (теперь было заметно, что птица — именно большой черный ворон) летел медленно и как-то неуклюже, чуть заваливаясь набок, словно воздух являлся для него препятствием, и требовалось постоянно напрягать все силы, чтобы прорываться сквозь него.

Глядя на птицу, девушка даже подумала, что она умирает и умрет совсем скоро, если продолжит в том же духе. Ни жалости, ни каких-либо иных эмоций не было. Она наблюдала — вот и все, слегка удивляясь настырности ворона — пора бы давно сложить крылья, не мучиться, а камнем рухнуть в соленую воду. Может, вода примет его и подарит ему забвение…