Олег Раин - Слева от солнца

Чуть в стороне, в компании таких же качков, красовался Шуша — крепкий и хищный, как молодой гепард, в кожаных джинсах и лихой безрукавке. Этот, в отличие от Окулиста, глядел на Генку снисходительно. И странно было, что у доходяги Стаса народился такой могучий брательник. Хотя… Генка в своей жизни видывал сочетания и более нелепые.

Раскачав в руке розовый снаряд, подросток метнул его на дорожку. Шар ударился об пол и сразу пошел в бок. От падения в канавку его спасла только автоматика. Поднявшиеся бортики позволили «десятке» прокатиться непредсказуемым зигзагом, и чудо чудное все же свершилось. Шар ударил вяло и не по центру, однако кривая траектория дала неожиданный результат. Одна за другой кегли стали валиться, и уже через пару секунд зубастая пасть кегельного провала смотрела на Гену черной щербиной.

— Мда… — протянул Окулист. — Страйк, как ни странно.

— Это все бортики, — Генка взял со стола коктейль, жадно хлебнул. — Если бы не они, точно проиграл.

— А что бортики? Бортики я сам тебе поставил, фору давал — вот и пожинаю теперь… — задрав голову, Окулист взглянул на электронное табло. — Итого — двенадцать очков перевеса, поздравляю.

— Значит, согласны мне помочь?

— С чего бы это? Насчет помощи у нас уговору не было, уволь.

Генкино лицо вытянулось.

— То есть как?

— А вот так.

— Что, испугались «Магнолии»?

Окулист глянул на Генку с прищуром.

— Да нет. Просто не хочу быть посмешищем.

— Но я же вам помог.

— И я бы помог, если б смог, — Окулист скупо улыбнулся немудрящему каламбуру. — Помощь была, никто не отказывается, но тебе ведь тогда хорошо заплатили. Или полагаешь, что тебя обсчитали?

— Нет, но…

— Если нет, вопрос исчерпан. Ты ведь не октябренок, должен понимать, что с нашим участием все только усугубится.

— Это почему?

— Если не догнал, объясню, — Окулист продолжал холодно улыбаться. — Ты, парень, влез в чужой огород, тиснул информацию, которой не должен был видеть.

— Да гроша ломаного эта информация не стоила!

— Это с твоей колокольни, а я сейчас о другом… Одно дело, когда в сервер проникает несмышленый баловник, и совсем другое, когда за ним всплывает фирма вроде нашей. И вся история разом начинает просматриваться под иным углом… Ну? Тебе все еще не понятно?

— Шпионаж?

— Вот именно. Шпионаж, конкуренты и прочие страшилки. Ты пошалил, и это всего лишь глупость, понимаешь? Если же ты пошалил по нашей инициативе, это уже серьезно. Такое среди деловых людей не прощают. Получается, что твой грех автоматически перекладывается на нас, а это уже война.

— Да какая там война…

— В нашем мире, — перебил Генку Окулист, — люди брались за оружие и по причинам более скромным. В данном же случае воевать не из-за чего и не за кого.

Генка стоял, как оплеванный. Все было ясно и понятно, но отчего-то вдруг защипало в носу и засаднило в горле. Не каждый день ему указывали на его истинное место под солнцем. «Не из-за чего и не за кого»… Окулист был предельно лаконичен, и задним числом Генка ругнул себя за наивные мысли. Мог бы и сам сообразить, что вмешательство третьей стороны только усложнит дело. Тогда за него, действительно, возьмутся всерьез. И уж конечно, не ограничатся конфискацией аппаратуры. Что касается Окулиста, то ни ему, ни его хозяевам подобные заморочки, конечно, не нужны. А раздавят Генку, — не сильно и опечалятся. Хлопнут по рюмашке за упокой и отправятся в ближайший кегельбан.

— Значит, аут? — сипло прокомментировал Генка.

— Аут там или нет, но извини, — Окулист пожал рыхлыми плечами, — могу помочь деньгами, советом, но не более того. А лучше всего купи билет куда-нибудь подальше и отдохни от трудов праведных…

Он продолжал говорить что-то еще, но Генка уже не слушал. Он снова получил коленом под зад, и даже красавчик Шуша уже не смотрел в его сторону. Волчьим нюхом своим, верно, учуял провал. А настоящие волки — они, как известно, с лузерами не водятся. И уж, конечно, не вспоминают те дни, когда приходилось заезжать за Генкой на серебристом «Лексусе». А ведь было и такое! И Генка тогда чувствовал себя настоящим триумфатором. Считай, в одиночку отыскал мошенников, что пиявками присосались к службам сотовой связи! За то и катали на иномарках! И даже беседы удостоили с первым лицом фирмы! Словом, вознесся он тогда выше нью-йоркских небоскребов. Вот и рухнул теперь, как те же небоскребы. Прямо на острые камушки…

Генка с трудом сглотнул. Неуютный ком в горле скользнул вниз, камнем осел в желудке. Торчать в «Арго» больше не имело смысла. Отставив недопитый коктейль, он шагнул от стола, небрежно сунул руки в карманы. Окулист замолчал. Ни удерживать, ни утешать парнишку он не собирался, а Генка даже не стал прощаться. Сжигать за собой мосты ему до сих пор приходилось только в Интернете. Теперь это происходило в реалиях.

В уже тронувшемся вагоне Генка прижался лицом к стеклу, хмуро всмотрелся в проплывающую мимо вереницу разномастных крыш. Центр города тонул в пасмурной низине, — родина провожала несостоявшегося героя с обычным равнодушием. И то сказать — мегалополис. Словечко — самое то! Скучные холестериновые дома, зажатые зданиями улицы-сосуды и суетный ток машин-тромбоцитов. Задуматься, так город давно болен тромбофлебитом — тем самым, о котором рассказывал Стас. Всюду пробки и смог, а где их нет, там упыри вроде того же Окулиста, Шуши или живчика, что заглядывал с участковым пугать Генку.

Поезд побежал веселее, проводница загремела подстаканниками.

— Чаек, чаек! — обрадовалась незнакомая девочка в конце вагона. И даже запрыгала по узенькому проходу на одной ножке. Глядя на нее, Генка ощутил укол зависти. Вот кому по-настоящему хорошо! И никаких вам жизненных ребусов. Принесли чай с красиво упакованным рафинадом — и уже повод для веселья.

Вспомнился другой чай — вчерашний, с родителями. После вечерней смены отец выглядел уставшим и как обычно — совершенно безучастным. Он и кружку с чаем порой не доносил до рта — то ли забывал отпить, то ли не хватало сил. И обвинительную речь матери отец выслушал с тем же унылым покорством. Во всяком случае, на роль адвоката он совершенно не тянул.

Сколько себя помнил Генка, он всегда жалел отца. За его вечную усталость, за скорбные морщинки на лбу и в углах рта. А вчера парнишка вдруг понял, что это не просто вымотанность, а нечто худшее. Правду говорят: кого-то жизнь гнет, а кого-то ломает, кто-то спивается, а кто-то садится в тюрьму. Отец не спился, но все же сломался. И первый надлом, судя по всему, случился давно — может быть, тогда, когда впервые отец осознал, что не в силах подняться выше инструментальщика третьего разряда. А может, тогда, когда узрел первую трещину между собой и матерью.