Камил Икрамов - Улица Оружейников

Два молодых человека, оживленно разговаривая, шли по противоположной стороне улицы. Они увидели старика и поклонились ему.

— Эй, Кахрамон! — окликнул старик одного из них. — Ты не знаешь, где наш уважаемый Талиб Саттарович?

— В Сибири он сейчас. Раньше был начальником, теперь консультант. Он же старый уже, ему трудно начальником.

— Хе, — сказал мне Тахир-ата и укоризненно покачал головой. — Какой он старый — шестьдесят лет. Ну и молодежь пошла! Шестьдесят лет, говорят, старый.

Он опять задумался о чем-то и добавил:

— Вот видишь, в Сибири. То Африка, то Сибирь. Я же говорю: у кого что на роду написано. Судьба!

— Или характер, — сказал я.

— Или характер, — согласился Тахир-ата. — Он характером пошел в своего дедушку Рахима, уста-Тилля его звали. Тот тоже на месте не сидел, все ходил, ходил, всю землю исходил и все в тетрадку писал. Такое дело было из-за тетрадки уста-Тилля. Может, и ты слышал, дорогой?

Я кивнул.

Мне довелось видеть самодельную карту, которую составил наманганский кузнец и ювелир, геолог-самоучка уста-Тилля, мастер-Золото. Если взять его карту и сравнить ее с настоящей современной геологической картой, сделанной по всем правилам науки, то на первый взгляд они мало похожи. Зато как много в них сходства, если разобраться по существу.

Почти все, о чем сказано в тетради старого мастера, нашло подтверждение в трудах современных геологов. Железная руда есть и в бассейне реки Или, и в верховьях реки Пскем, а о железной руде в Карамазарских горах близ бывшего Ходжента (теперь это один из крупнейших городов Таджикистана — Ленинабад) академик Д. Щербаков пишет: «Перед нами открылись крупные линзы магнетита, лежащие в 25 километрах от Ленинабада.

Эти запасы позволяют практически подойти к созданию доменного производства на берегах Сыр-Дарьи.

К северу от Карамазарских гор, — пишет далее академик Д. Щербаков, — в бассейне реки Ангрен, где некогда находился Архангеран с его средневековой металлургией, теперь возникает новый крупнейший горнорудный центр Узбекистана. Тут расположено Алмалыкское месторождение медно-порфировых руд. Они добываются открытым способом, карьерами. Уже начата комплексная их переработка с извлечением других металлов. Сюда же со склонов долины и прилегающих хребтов поступают для переработки различные руды цветных металлов, плавиковый шпат. Здесь же находятся мощные карьеры ангренских бурых углей».

Об этом, кстати, тоже можно найти упоминания в заветной тетради.

Конечно, далеко не все из того, что замечал острый взгляд геолога-самоучки, он мог правильно понять и объяснить. Откуда, например, ему было знать о том, какие огромные возможности таят в себе запасы подземного газа в районе Бухары. Но и об этом сказано в тетради.

Тогда в узбекском языке не было слова «газ», и потому — не удивляйтесь, пожалуйста, — в тетради записано так, помните?

«В ста верстах от благородной Бухары я видел такое, что не знаю, как сказать. Между двух барханов есть колодец, откуда запах идет сильный. Чабаны боятся того колодца и говорят, что такой запах иногда горит, если его поджечь, и горит долго. Думаю, там может быть клад, но какой, не знаю…»

Медленно надвигался жаркий вечер. Чайханщик выложил на плоское глиняное блюдо золотистый рассыпчатый рис, сверху украсил его айвой и кусками пережаренной баранины, и мы принялись за еду.

По радио передавали из Москвы репортаж о футбольном матче между ташкентской командой «Пахтакор» и «Динамо». Победил «Пахтакор», и болельщики стали убеждать друг друга, что они это наперед знали. Потом были последние известия.

Диктор говорил об успехах узбекских металлургов из города Беговата, о том, сколько бухарского газа за последнее полугодие получили предприятия индустриального Урала, какую новую хлопкоуборочную машину создали инженеры и рабочие завода «Ташсельмаш».

Я никогда не запоминаю цифр. Это у меня с детства. Но в тот вечер все цифры казались мне необычайно важными. Они свидетельствовали о том, что подземные клады моей родины попали в верные руки — в руки тех, кто никогда не будет при помощи богатства плодить бедность.

Да, чуть не забыл! Саблю мастера Саттара я недавно видел в музее. Говорят, она принадлежала одному из героев гражданской войны в Средней Азии Миркамилю Миршарапову. Но это не тот клинок, что хранился у генерала Бекасова, а, скорее всего, тот, что был выкован в Туле. Возможно, однако, что мастер Саттар сделал ее специально для Миршарапова. Во всяком случае, узор на клинке сетчатый. Золото на черном.

Ташкент — Москва, 1966 год.

Дутар — струнный музыкальный инструмент, похожий на мандолину с длинным грифом.

Насва́й — особым образом приготовленный табак, который не курят, а закладывают под язык и за нижнюю губу.

Таньга́ — монета Бухарского эмирата.

Обхана — темница, находившаяся в бухарской цитадели возле конюшен эмира, откуда в нее стекали вода и нечистоты. Сейчас в цитадели музей. Я видел эту темницу и другие тюрьмы Бухары. (Примеч. автора.)

Кукнархана́ — место, где собираются любители кукнара — дурманящего вещества, приготавливаемого из сухих коробочек мака.

28 градусов по принятой тогда шкале Реомюра соответствует 40 градусам по Цельсию.