Мариэтта Чудакова - Дела и ужасы Жени Осинкиной (сборник)

Гость не знал, кто у Вани отец. А хозяева постарались быстро сменить тему. Но не запомнить колоритный обмен репликами было невозможно.

И вот вчера, накануне своего выходного дня, отец вечером пришел с сослуживцами. Сразу сели выпивать. Отец не знал, что Иван дома, и говорил громко.

– Последние дни орлы наши что-то совсем мышей не ловят!

– Если мышей – то почему орлы? Коты, значит... – пьяно возразил один из гостей.

– Почему – коты? А мышь-полевка? Орлы ее очень даже приветствуют.

После короткой дискуссии насчет фауны отец сказал:

– А один, они рассказывают, им так загнул: «Вы что, ребята, берега попутали?» И будто бы из аппарата нашего полномочного... Так пустые к нам вечером и подъехали.

– Да ты слушай их больше! Ловчат, скрытничают...

Затихли. Только слышен был звон стопок и кряканье. А у Ивана на несколько мгновений будто остановилось сердце.

Женя между тем пересекала Ульяновскую область.

– Слышь, Калуга, что тут, мужики совсем, что ли, завили горе веревочкой – уже не сеют, не пашут?

Саня, с виду небрежно, еле касаясь, держа руль, изумленно озирался по сторонам.

Зрелище и правда было странное.

На протяжении всего пути по области вокруг были видны только заросшие лебедой поля. Хотя, как помнила Женя из географии, область входила в полосу черноземья. Как же можно было бросать незасеянной такую землю?

– Калуга, глянь – тыщи гектаров не засеяны!

– Санек, тут же и покосы хорошие – луга вон какие! А трава перестоялась, теперь уж не скосишь. Да что они, скотину, что ли, не держат?

Остановились заправиться; вышла и Женя – как всегда, постоять хоть по минуте на каждой ноге, подняв другую повыше, и сделать несколько приседаний на растяжку. Леша-Калуга говорил с заправщиком:

– А чего – вы скотину не держите?..

– Почему не держим? Держим.

– А чего ж траву не косите?

– А попробуй покоси – сразу под суд попадешь. Не дают никому.

– Кто не дает-то?

– Начальство. Власти.

– А сами чего ж не косят?

– Говорят – денег нет.

Переехали реку Ардовать, затем Сызранку – 35 километров до Сызрани, 240 – до Самары. Пошли пологие всхолмия, простертые до самого горизонта. Жене казалось, что и дышится здесь по-другому, чем в Москве, – полной грудью. Как будто открывавшиеся просторы расширяли ее грудную клетку.

Спустя час езды от Самары дорога начала нырять и взмывать гораздо чувствительней, чем перед Мордовией. Сначала мягкие всхолмия накатывали на равнину, а потом все выше вздымались рыжие холмы, становились все круче и прорезались оврагами. Это были отроги Урала.

Уже темнело, и Жене было обидно, что она не увидит, как начинается Урал – через двести километров, как сказал Саня. На минуту остановились почти в полной уже темноте – и вдруг справа из леса послышался страшный крик.

Кричала девушка. Тут они разглядели, что впереди на дороге стоят два мотоцикла – без людей. Один с коляской. Саня и Леша, не раздумывая, выскочили одновременно из двух передних дверец и, крикнув Жене: «Из машины никуда!», оба кинулись в лес.

И очень скоро из леса донеслись уже другие крики, не женские, а мужские. Что там происходило, Женя, конечно, не видела.

А там было четверо не то чтобы пьяных, но отнюдь не трезвых местных парней. Младшему двадцать, старшему – двадцать четыре. Когда первого же Саня одним пинком сбил с ног, а второй от удара Леши в скулу отлетел и, стоя на четвереньках, стал выплевывать зубы, раздался ровный голос Калуги:

– Все отслужили?

Кто-то пролепетал:

– Все...

– Значит, родине урона не нанесем, – удовлетворенно подхватил Саня, сделал захват и дернул самому крупному, который только что прижимал вырывавшуюся девушку к земле, руку из плеча. Тот завыл.

Оставив всех четверых на лужайке под деревьями в лежачем положении и пообещав на обратном пути подъехать и добавить, приятели вывели из леса рыдающую девушку, на которой были джинсы, выпачканные в земле, и в клочья разорванная блузка. Они посадили ее назад к Жене и уселись сами.

– Куда едем? – коротко спросил Леша.

– Я в Похвисневском районе живу... Далеко, пятьдесят километров... – девушка говорила еле слышно, уткнув лицо в ладони.

– А сюда-то тебя как занесло?

– А у нас клуб не работает... На дискотеку только в Клявлино ездим...

– А чего ж с четырьмя пьяными поехала? Они ваши, что ли?

– Похвисневские... Они когда сюда ехали, не пьяные были... Тут напились...

– Так ты что села-то к ним? Не понимала, что ли?.. – не выдержал Леша. – Тебе лет-то сколько?

– Шестнадцать... А как мне домой добираться? – и девушка опять горько-горько заплакала. – Пятьдесят километров пешком-то не пройти...

Тут заговорила Женя, до этого слушавшая разговор, вдавившись в угол сидения, с расширенными от жалости к девушке глазами.

– Ты в школе учишься? А как тебя зовут?

– В одиннадцатый пойду... Оля...

– А что, Оля, у вас там хороших мальчиков совсем нет?

– Так пьют же все! – выкрикнула Оля, не переставая плакать уже навзрыд. – С десяти лет уже все пьют! Моя подружка в восемнадцать лет замуж вышла – полгода назад... Со школы дружили... Так он ее уже бьет!

Всю недолгую оставшуюся дорогу Оля проплакала. Сквозь горькие слезы она рисовала безрадостную картину жизни девушек в ее поселке и в селах вокруг. Из ее рассказа вытекало, что никакой надежды у них не было – иной жизни, кроме как со спившимися или спивающимися мужьями, будущее не сулило. Только те, кто уезжали в город, могли на что-то рассчитывать. Но это мало кому удавалось и не всегда хорошо кончалось.

Женя примолкла. В Москве, среди книг, телефильмов «про любовь», рассказов маминых подруг про чьи-то трогательные романы и удачные браки (может, про другие случаи при ней просто не говорили?) будущее выглядело иначе.

Глядя на полосочки, оставшиеся от Олиной блузки, – девушка придерживала их руками на груди, – Женя представила, как Оля появится в таком виде перед своей мамой, и попросила Саню остановиться. В багажнике она распатронила свою сумку и нашла для тоненькой Оли подходящий салатовый топик. Та тут же за багажником и переоделась, благодарно поцеловав Женю в щечку.

Они высадили зареванную Олю у ее калитки и двинулись дальше.

Ночью проехали Татарстан и Башкортостан – Женя их так и не увидела: она сладко спала, уютно свернувшись на заднем сиденье. Длинные ноги ей не мешали – подтянутые к животу, почему-то нисколько не затекали.