Камил Икрамов - Махмуд-канатоходец

У него оставалось всего несколько мелких монет.

Махмуд жил в ночлежке при караван-сарае. У хозяина ночлежки, маленького, толстенького, коротконогого перса, была странная привычка. Он не собирал плату за ночлег вечером или утром, а выбирал для этого такое время, когда все крепко спали. Обычно это бывало за час до рассвета. Хозяин ходил по рядам и дергал каждого постояльца за ногу. Тот просыпался, давал монету и снова валился спать. Махмуд обычно спал крепко, и хозяину приходилось дергать его изо всей силы, да еще по нескольку раз. С первого раза Махмуд только подбирал ноги, потом сквозь сон посылал хозяину проклятья, а просыпался только тогда, когда хозяин уже окончательно выбивался из сил.

В ту шестнадцатую ночь в Тегеране Махмуд долго не мог заснуть. Думалось о матери, о Таджихон, о родной Хиве и о далеком пути в неведомую Индию.

Уснул он перед рассветом.

Хозяин собрал деньги со всех постояльцев и долго, но безуспешно дергал Махмуда за ногу. Тогда, чтобы больше не утруждать себя, хозяин применил хитрость. Он сходил за сапожным шилом и пырнул им Махмуда в пятку.

Результат превзошел самые смелые ожидания, и хозяин сразу же пожалел о содеянном. Махмуд мгновенно вскочил, схватил хитрого перса за шиворот, не слушая воплей, вытащил на крыльцо и начал подбрасывать его в воздух, как дома кидал мельничный жернов.

Но у жернова была ручка, за которую Махмуд его ловил, а у хозяина ночлежки были две руки и две ноги. Поэтому Махмуд хватал его то за р>ку, то за ногу, а однажды, схватив за шелковый халат, чуть не выпустил. Наконец Махмуд устал кидать хозяина, а хозяин устал кричать.

— Ты зачем меня шилом ткнул? — спросил Махмуд у дрожащего от страха перса.

— А ты не просыпаешься.

— А почему ты у меня деньги с вечера не берешь, зачем ночью будишь? Бери с вечера в одно время, и никого будить не придется.

— Какой хитрый! — скривился хозяин, продолжая дрожать.— Нет, уж лучше пусть меня кидают, а деньги я буду собирать, когда все спят. Если в одно время брать, будете позже приходить. Вас много, а я один, всех не упомню. Один уплатит, а другие скажут: «Мы тоже платили». Знаю вас.

Махмуд уже проснулся, и настроение у него стало лучше.

— Вот что, хозяин. На тебе за два дня вперед, и больше меня не буди. А если ты меня не запомнил, я тебя подкину выше крыши, а ловить не стану. Тогда запомнишь.

— Уже запомнил,— заверил перепуганный толстяк.— Тебя я на всю жизнь запомнил.

Хозяин ночлежки действительно запомнил Махмуда. Утром он подошел к нему и предложил отдельную комнату.

— Денег нет,— сказал Махмуд.— Последние истратил. Не знаю даже, как дальше поеду.

— Вах! Такой богатырь, а без денег,— охнул хозяин. Он отозвал Махмуда в сторону.— У нас в Тегеране богатырь всегда может заработать. Пойди в зурхану — место, где борцы собираются, — и борись за деньги. Зрители деньги платят, на каждого борца ставят. Ты многих победишь с твоей силищей. Только не борись с рабами шахиншаха. Их никто победить не может. Вах, какие сильные!

После случая в Бухаре Махмуд дал себе слово не бороться с кем попало. Очень уж неприятно смотреть, когда здоровый мужчина плачет и пятерней по лицу слезы размазывает, словно ребенок. Но сейчас случай был особый. Без денег дальше не поедешь.

И Махмуд пошел в зурхану.

Это был приземистый дом с очень низкой дверью. Махмуд чуть не расшиб лоб о притолоку и остановился у порога. Зурхана — зал для борьбы — помещалась почти в подвале. Сверху через отверстие в куполообразном потолке на круглую, похожую на бассейн, глиняную арену падал сноп света, все остальное помещение находилось в полумраке. Махмуд с трудом разглядел глубокие ниши. Там сидели какие-то темные фигуры и шел дым от кальянов. Воздух был спертый, тяжелый. На арене занимались разминкой несколько борцов. Одни, лежа на спине, выжимали тяжелые каменные гири, другие размахивали деревянными дубинками, третьи упражнялись с железным луком. Одетые в короткие и узкие штаны, так что все тело до пояса и ноги были видны, они сосредоточенно повторяли упражнения и бубнили под нос молитвы.

Это было внушительное зрелище. Вздувались мускулы на руках, на спинах, но больше всего вздувались животы. Борцы, как на подбор, были толстыми. Здоровенный, длиннолицый перс, с красной от хны бородой, расхаживал по арене, давал советы.

— Ты что? — спросил он Махмуда.

— Хочу попробовать,— скромно ответил тот.

— Первый раз в зурхане?

— Да. Я не здешний.

Бородач окинул его оценивающим взглядом:

— Обычай у нас такой: прежде чем новичка на борьбу выпустить, мы должны посмотреть на него, чтобы смеху не получилось. Люди деньги платят не за смех, а за силу. Ну-ка ответь, что является матерью борьбы?

— Захват спины, по-моему,— ответил Махмуд.— Потому что со спины рука достает всюду: до головы,

до ног и до пояса.

— Так,— похвалил новичка бородач.— А отчего борец падает на лопатки?

Этот вопрос оказался для Махмуда самым трудным. Многое довелось узнать Махмуду во время жарких схваток, но падать на лопатки не приходилось, и он об этом никогда не задумывался.

— Падают оттого,— улыбаясь, сказал он,— что не умеют бороться, или оттого, что не могут.

— А дальше? — одобрительно поторопил бородач.

— Больше причин не знаю,— немного растерянно ответил хорезмиец.

— Плохо! Дальше нужно сказать так: главное происходит по воле бога. Ответь-ка еще: что такое борьба?

Лет с восьми Махмуд начал бороться с ребятами, с семнадцати его признали пахлазаном. Он боролся в тридцати городах, и разными способами: на поясах без подножек, на поясах с подножками, без поясов и без подножек и еще по-всякому. Но никогда не задумывался он над тем, что такое борьба.

— Чего молчишь? Не знаешь, что такое борьба, а бороться хочешь. Эх, ты! Знай, что борьба есть искусство похвальное и ценимое царями и правителями. Ну ладно. По выговору ты, видно, чужеземец, — тебе простительно, ибо только перс может быть настоящим борцом-пахлаваном. Иди вот в ту нишу, разденься и выходи на арену.

По сравнению с другими борцами Махмуд казался мальчиком, но упражнения он выполнил исправно, гири поднимал небрежно и легко, упражнение с палицами, правда, сначала не ладилось.

Вдруг забил барабан, и борцы ушли с арены. Приехали почетные гости — богатые купцы и начальник канцелярии правителя. Краснобородый объявил о начале борьбы. Барабан вынесли на улицу и колотили в него там, собирая зрителей. Когда в зале собралось человек двести, бородач вышел на середину и объявил, что он вынужден извиниться перед почтенной публикой, ибо в первой паре выступает новичок. Законы гостеприимства незыблемы, и гостю предоставляется право попробовать свои силы. Если это будет смешно, пусть зрители не сильно смеются и будут вежливыми.