Сватоплук Грнчирж - Происшествие кончилось в пятницу

Петр пересек площадь и встретил… Впрочем, нет. Сейчас Петр идет в школу, он встречает ребят, и теперь он уже не Петр, а Петронил.

Итак…

Перейдя через площадь, Петронил встретил Робинзона.

Робинзон шел, сильно накренившись вправо, и Петронил сразу понял, что причиной тому большущий, туго набитый портфель. Это показалось Петронилу странным. Робинзон был человек практичный и экономный.

Одно время он даже носил в школу только те страницы из учебника математики, которые были нужны в этот день. Такой «режим экономии» продолжался бы и дальше, но его пресекла запись в дневнике.

Удивленный Петронил вместо приветствия покачал головой:

— Ты что это тащишь?

Робинзон прищурил глаз, задумался и неопределенно ответил:

— Да так. Всё дела, дела…

Он переложил портфель из одной руки в другую и двинулся дальше. Теперь он накренился на другой бок, но шагал по–прежнему быстро, и Петронил должен был спешить, чтобы не отставать от своего долговязого приятеля.

Они шли и молчали. Это тоже было странно. Обычно Робинзон, прищурив правый глаз, сам задавал вопросы и сам же на них отвечал: «А знаешь, как доисторические охотники добывали огонь? Они терли куски дерева один о другой. Это сооружение было похоже на лук. Погоди, увидишь: мы сами такой сделаем».

Необходимо заметить, что в описываемое нами время Робинзон зачитывался книгами Шторха [1] Шторх — автор популярных в Чехословакии исторических романов. и поражал своих друзей всё новыми и новыми интересными сообщениями. Из–за этого увлечения и родилось прозвище — «Робинзон».

В те времена, когда Робинзон еще носил прозаическое имя Ярослав Крацик, им была предпринята попытка выделать кроличью шкурку. И тогда же ему в голову пришла блестящая идея: ведь из кроличьего жира можно сварить мыло!

Ярка и впрямь притащил в школу какую–то странную массу, но никто почему–то не пожелал ее испробовать.

— Ага, намылишься этой дрянью, а потом и настоящим мылом не отмоешься, — заявил Илья.

Весь класс был того же мнения, и Ярке пришлось мыться своим мылом самому. Надо отдать справедливость — мыло мылилось, но никто не мог с уверенностью сказать, какие были у Ярки руки перед мытьем — грязные или чистые. Но так как мыло кончилось, а новую кроличью шкурку Ярка достать не смог, то достоинства мыла Крацика остались по сей день невыясненными.

Вскоре после «мыльной эпопеи» Ярка занялся производством глиняной посуды, обжечь которую ему, однако, не удалось. Затем он начал изготовлять первобытный лук и стрелы. А когда он наотрез отказался использовать для тетивы обыкновенную бечевку, Петронил сказал ему:

— Эх ты, Робинзон!

У Петронила были все основания придумывать ребятам прозвища — ведь его собственное было ему ненавистно.

Пока Петронил и Робинзон шагают в школу, мы вам кое–что расскажем и объясним.

Однажды, в конце прошлого учебного года, кто–то в классе крикнул:

— У Петра сегодня именины! Петр Склонил именинник!

Петронил вовсю оборонялся:

— У меня именины? Во–первых, я именины не справляю, а во вторых, Петры будут только в мае. А в день Петра и Павла у меня никаких именин нету, нету, нету!

Какой–то ехида достал календарь и ко всеобщей досаде действительно не нашел в мае никакого Петра, но зато нашел Петронилу.

— Значит, наш Петричек сегодня не именинник? Выходит, ты вовсе не Петр, а Петронила, да?

И весь класс грохнул хохотом, хотя вот–вот должны были принести дневники с отметками. Тут Илья подбежал к доске и огромными буквами написал: «Петр Склонил», потом зачеркнул первые три буквы фамилии, и на доске осталось: «Петр…онил». Петронил. Класс снова взорвался хохотом.

И даже каникулы не помешали прозвищу прицепиться к Петру. Вот как Петр стал Петронилом.

И вог почему Петронил начал придумывать прозвища остальным. Но получалось это у него неважно. Его единственным триумфом стал «Робинзон». Но Робинзон, в отличие от Петронила, свое прозвище принял с превеликим спокойствием. Не сказал ни слова. И глазом не моргнул. И вот сейчас, когда они вместе идут в школу, Робинзон тоже не говорит ни слова. И глазами, наверное, не моргает, но этого Петронил утверждать не может, потому что сам он не отводит глаз от туго набитого портфеля приятеля. Портфель кажется ему необычайно таинственным.

Тайна портфеля Робинзона была разоблачена еще перед началом урока.

Робинзон вошел в класс и тотчас же направился к парте, за которой сидел Гонза. На ходу он коротко бросил:

— Принес?

Гонза поднял голову, вытянул шею и пристально посмотрел Робинзону в глаза. Вместо ответа он выпалил также коротко:

— Принес?

Робинзон упрямо тряхнул головой:

— Я тебя спрашиваю — ты принес?!

Гонза явно не хотел уступать, но, заметив толщенный портфель, который Робинзон поставил на пол, он улыбнулся:

— Конечно!

Больше Гонза не сказал ни слова. Гонза вообще был молчалив.

Робинзон, находясь в обществе Гонзы, тоже не отличался красноречием. Он молча открыл портфель и разложил перед ним кипу книжек. Петронил перестал вытягивать шею и разочарованно вздохнул. Это были старые книжки. Очевидно, Робинзон не очень дорожил ими. Рядом с путевыми записками, которые назывались «Под палящим солнцем», лежал томик Клостермана, была здесь и детская книжонка про зверушек, и брошюрка «Что можно сделать из дерева», и еще несколько книжечек. Самой ценной, несмотря на то что она была засалена и потрепана, несомненно являлась книга «Полный вперед в мир техники». Ее Гонза тотчас же схватил и принялся перелистывать.

— А что еще даешь? — спросил он.

— Ты что, совсем рехнулся? — задохнулся от возмущения Робинзон.

Но так как в это время зазвенел звонок, он сгреб книжки обратно в портфель и ринулся на свое место рядом с Иркой Домкаржем. Он уже вообще жалел, что принес «Полный вперед в мир техники». Отдавать такую книжку!

«А «Коркорана» не хочешь? — написал он Гонзе. — Я дал его почитать Петронилу, но скоро возьму обратно».

Записка пошла к Гонзе, и тут же пришел ответ:

— «Лучше «Полный вперед» в руках, чем «Коркоран» у Петронила».