Николай Наволочкин - «Бор-Бос» поднимает паруса

— Как бы не свалились с плота, — беспокоился Май Петрович и вопросительно смотрел на деда Антипа.

— Не должны бы, — рассуждал дед, однако спрашивал: — А плавать они умеют?

— Умеют, — вставлял свое слово в разговор старших Никитка. — А плыть на плоту — это Костя придумал, я его знаю…

В Краснокуровку приехали под вечер. Антип, как всегда, выбрал берег пониже и крикнул: «Держись!», но мотор, к его удивлению, остановился, и лодка мягко ткнулась в песок.

Посторонний человек по наивности решил бы, что здесь все в полном порядке: лодка причаливает к берегу, и мотор выключили. Но так мог подумать только человек, не знавший норова дедушкиного мотора. Сам дед этим происшествием был серьезно озадачен. Он покрутил заводную ручку, повернул краник, снял какую-то крышку и обнаружил, что кончился бензин.

— Шабаш, — произнес дед Антип. — Плавание окончено.

Краснокуровка взбегала своими улочками и огородами на пологую сопку. Где-то наверху проходила главная улица со школой, сельским Советом и магазином. «Сельпо». Туда и направились оба Петровича, чтобы разузнать, не слыхали ли здесь про великих путешественников Костю Борисова и Павлика Киле. Потому что люди, которые собираются у «Сельпо», обычно все знают. Дед Антип взял бачок для бензина и пошел вдоль берега, мимо катеров, барж и перевернутых лодок. Он решил навестить своего дружка-приятеля Егорыча и занять у него горючего для мотора.

Никита остался сторожить лодку. Он сидел и смотрел, как на середине реки мальчик и девочка рыбачат прямо с лодки. Лодка у них, наверное, стояла на якоре. Клевало у ребят хорошо. То один, то другой дергал удочку и снимал с нее каких-то рыбин. Вдруг мальчик приподнялся и принялся вытягивать заброшенную к другому берегу закидушку. Девочка вскочила и схватила сачок. Оба они склонились над кормой, и вот девочка завизжала и вытянула из воды сачок с большой белой рыбиной.

— Сазан! — звонко, на всю округу сообщила она.

Мальчик вытянул за веревку камень, который вместо якоря держал лодку на месте, и сел за весла, как будто именно этого сазана они и собирались поймать, а теперь, раз дело сделано, можно возвращаться домой.

Лодка причалила неподалеку от Никиты, и он разглядел, что оба удачливых рыбака — девочки, только одна, что повыше ростом, была в кепке и шароварах. Рыболовы уложили карасей в сетку, а сазана понесли в сачке. При этом они ни разу не взглянули на Никиту, как будто каждый день видели известных пионерских общественников и горнистов.

Никитка слез с моторки и стал швырять камушки в воду. Сначала он бросал «на рекорд» — кто забросит дальше. Так они состязались иногда с Костей Борисовым. Но так как сейчас Никита соревновался сам с собой, то он же и вышел победителем. Потом Никита принялся «печь блины» —. бросать так, чтобы камушки отскакивали от воды. Дело это не простое, не всякому дается, и Никита больше трех «блинов» испечь не смог.

Вот уже наступил и вечер, через огороды в деревне переругивались собаки, а никто из взрослых не подходил. Зато подошли две коровы. Одна из них напилась и улеглась на песочке. Вторая, хлебнув воды, уставилась на Никиту и начала что-то жевать.

Горнист Никита — человек городской и до этого вечера, никаких дел с коровами не имел. Сначала он с любопытством смотрел на корову и гадал, где же она достала жевательную резинку, а та, не переставая жевать, смотрела на него. Потом Никита замахнулся на корову горном, та мотнула головой и опять уставилась на мальчишку. Никите это не понравилось, он пересел подальше, а корова не сводила с него глаз и жевала. Тогда Никита закричал:

— Пошла! Иди отсюда!

Корова шлепнула хвостом по спине и продолжала жевать и разглядывать печальными глазами Никиту. Обеспокоенный Никита решил затрубить в горн, может быть, услышат Семен Петрович или Май Петрович и придут на помощь.

Как только Никита, набрав побольше воздуху, затрубил, корова взбрыкнула задними ногами, задрала хвост и кинулась вверх по дороге; за ней легкой рысцой пустилась ее подруга, до этого нежившаяся на песке. Отважный горнист успокоился, а вскоре вернулись физкультурник и врач.

Никто из краснокуровских жителей никакого плота на реке не видел, и никакие чужие мальчишки в течение дня в деревне не появлялись. На всякий случай председатель Краснокуровского сельсовета позвонил в деревни и леспромхозы вниз и вверх по реке и сообщил о пропавших пионерах. С Семеном Петровичем он договорился, что, если к утру ребята не вернутся в лагерь, он поможет в поисках. Пионеры пойдут по одному берегу Морошки, а охотники из Краснокуровки — по другому.

Солнце давно село за дальние горы. Пора было возвращаться в лагерь, а дед Антип все не приходил. Что-то уж больно долго договаривался он с Егорычем о бензине. Семен Петрович и Май Петрович подождали немного и в сумерках пошли разыскивать дом деда Егора.

Никитка опять остался один. Река теперь потемнела и угрюмо плескалась о борта лодки. На горе в деревне играла гармошка. Помигивая огоньками, прошел катер в сторону лагеря. Он уже скрылся, а волны от него все накатывались на берег и раскачивали лодку и на ней лагерного горниста. Никитке было неуютно и тревожно сидеть одному на пустынном берегу.

Петровичи долго блуждали по Краснокуровке, запинались о камни, пока наконец не встретили бабку, и уж она-то показала им дорогу.

К дому Егорыча вели ступеньки, вырубленные в земле.

Пока физкультурник и врач поднимались по ним, они услышали, что в избушке кто-то громко разговаривает, только и слышалось: «А ты помнишь!», «Нет, a вот ты помнишь!»

Дверь оказалась распахнутой настежь, и, заглянув в нее, Петровичи увидели деда Антипа и Егорыча. Друзья сидели друг против друга за столом, подливали себе чай из старинного самовара и оживленно беседовали, размахивая руками. Физкультурника и врача они встретили как самых лучших, самых близких и желанных гостей. Егорыч тотчас усадил их, одного по правую, другого по левую руку от себя и принялся потчевать медом из большой деревянной миски. Тут же выяснилось, что Егорыч — пасечник, что он уже, почитай, недели три не видел своего школьного товарища и партизанского друга деда Антипа. Он сразу же даст бензина, только пусть молодые люди и Антип послушают его повесть, которую он пишет уже пятый год.

Услышав о повести, Антип сразу стал разыскивать фуражку и прощаться.

— Ладно, Егорыч, будь здоров, — торопливо сказал он. — Там нас на лодке малец ждет. Продрог небось… Неси-ка поскорей бензин.

Дорогой Антип жаловался:

— Беда с Егорычем. Дел на пасеке немного, так он который уже год повесть сочиняет. Хорошо если бы про то, как мы партизанили, писал, а то про шпионов… Как приеду, так и читает. Я уже почти все наизусть выучил. Замучил вконец. А какой человек был…