Майкл Коуни - Кот по имени Сабрина

— Давай выбираться отсюда, — сказал Сабрина.

— Теперь можно. Я просто время от времени должен доставать для них еду. Вот и все.

Уже на палубе Сабрина спросил:

— А что, если еды не будет? Что они тогда станут есть?

— Крысы всегда что-нибудь найдут.

Затем последовала длинная, тоскливая пауза.

— Их так много, — вымолвил наконец Уилбур. — Приходится поддерживать хорошие отношения.

— Оруэлл! — Нед появился неожиданно и схватил Уилбура за загривок. — Опять крысы разбушевались! Развалился, чертяка! А ну мотай и разберись с ними! — Он швырнул Уилбура в распахнутую дверь и обернулся: — А ты кот миссис Пигго, верно? — На этот раз он не удосужился нагнуться. Грубый ботинок поддел Сабрину под пузо. — Ну-ка убирайся к черту с моего корабля!

Нога поднялась, выкинув Сабрину через фальшборт прямо на жесткие доски пристани.

Разъярившийся Сабрина не придумал ничего лучше, как сесть и демонстративно умываться. Безумная затея с безбилетным плаванием почему-то потеряла всякую привлекательность.

— Вы должны сказать ему, Франк.

Бигелоу стоял невдалеке посреди пляжа, жадно вдыхая морской воздух. Фрэнк печально смотрел на него.

— Он по-настоящему заинтересован, миссис Пигго.

— Я полагаю, настало время называть меня Ханной, Фрэнк. Но только не Ханночкой. — Она тоже разглядывала Бигелоу, обрюзгшего, багрового. Удача, что сегодня холодно. Он из тех, кто не постесняется натянуть шорты и гавайскую рубашку до пупа. — Ни за какие коврижки не продам я своей фермы этому типу. Это бы значило — предать все то, ради чего мы с Чарльзом работали.

И вдруг Фрэнк сказал неожиданное:

— Пора перестать жить прошлым, миссис Пигго. Еще при жизни мистера Пигго вы затеяли битву, которую не могли выиграть. Я вижу, как все здесь месяц от месяца приходит в запустение. Бигелоу прав: единственный выход — вливать и вливать деньги. У вас и мистера Пигго денег не было.

— Не желаю и слушать, мистер Дрейк.

— Послушайте сейчас, потому что впредь я уже этого не скажу. Вы проигрываете сражение. Это не место для такой женщины, как вы. Оно снова дичает. Мы сегодня видели повсюду на болотах бобровые запруды — с наступлением весны все луга затопит. Ваше счастье, если не уйдет под воду и дом. Продавайте все сейчас, пока не поздно!

— Вы закончили, мистер Дрейк?

— Да.

— Тогда пойдите и скажите этому ужасному человеку, что он не сможет приобрести мое имение. И увозите его с острова немедленно!

Все те мрачные дни, когда Чарльз лежал в ванкуверской больнице, бессмысленно глядя на бегущие по потолку палаты прозрачные трубки и мучая окружающих бредовыми речами, Ханна не расставалась с Эймей. Поначалу встреча со старой школьной подругой, которая снимала небольшую квартирку с окнами на гавань, показалась настоящей удачей. Но уже через неделю Ханна осознала свою ошибку.

Эймей возомнила себя спасительницей.

— Положись на меня, дорогая. — И она быстро состряпала диетический обед из вареной курицы и картофельного пюре. — Проглоти это, Ханна. Увидишь, тебе полегчает.

— Но, Эймей, болен Чарльз, а не я.

— Заблуждаешься. Поверь мне, Ханна, ничто так не убивает, как потеря любимого. Немногие это понимают.

— Никто не говорил, что Чарльз умирает.

— Ну вот, и ты туда же! Тебе трудно осознать собственную вину и смело глянуть в лицо будущему. И я тебя не обвиняю. Да еще эти странные намеки полиции насчет пальцев на ногах. Слава Богу, что пока они отстали. Я собираюсь тебе помочь, а вдвоем мы все осилим. — Она принялась загибать пальцы: — Первое. Бедняга может умереть. Ты думала о тратах на похороны? И не можешь же ты оставаться одна на Гарсии. Второе. Он выкарабкается, но останется недоумком до конца дней. Как ты сможешь и заботиться о нем, и одновременно зарабатывать на жизнь? Сиделка стоит целое состояние.

Эта женщина приводила ее в ярость.

— И третье. Вдруг он полностью выздоровеет? Ты об этом подумала?

Эймей смотрела на нее преданными, влажными, чуть выпуклыми глазами.

Она настояла на том, чтобы дважды в день сопровождать Ханну в больницу. Пытливо вглядываясь в Чарльза, Эймей прощупывала его, похлопывала и вела ученые беседы с медсестрами. На третий день она притащила карманный фонарик и посветила им в глаза Чарльзу, при этом многозначительно прищелкивая языком. Но Чарльз оставался к этому моменту безмолвным. Он уже перестал бормотать и лежал беззвучно и неподвижно, никого не узнавая. Это рассердило Эймей.

— Ему надо сконцентрироваться, — резко сказала она в начале второй недели. — Он уходит в себя… я такое уже наблюдала. Самостоятельно он не сможет перебороть болезнь. — Она схватила больного за локоть и принялась раскачивать его руку, словно ручку трюмной помпы.

— А где ты получала медицинское образование, Эймей?

— Где придется. То тут, то там. Работала на добровольных началах. Мы обязаны делать все, что можем, для тех, на кого свалилась беда, Ханна. Какая польза в деньгах, если нет здоровья, как я обычно говорю!

На следующий день Ханна заявила Эймей, что пойдет навещать Чарльза одна.

— И думать не смей! Я не позволю, — возмутилась Эймей. — Нет и нет. Вот что я тебе скажу. Сегодня выдался прекрасный денек, и мы пропускаем утреннее посещение. Погуляем по парку, подуем на паутинки, потом сходим вдвоем куда-нибудь пообедать, а уж после этого отправимся в больницу. Ты соберешься, наберешься сил и будешь гораздо лучше готова к борьбе.

Чарльза не оказалось в обычной общей палате. Они отыскали его в маленькой одиночной палате — плохой знак. Выглядел он совсем слабым. С фонариком в руке Эймей заглянула в самую глубину его правого глаза.

— Я не хочу, чтобы ты это делала, Эймей. Что все это значит?

— Это значит, что у него все еще прекрасная реакция, Ханна. Разве я не права, Чарльз, старина? Давай поговори с ним, Ханна. Помни, что он нас слышит и понимает, хотя и не может ответить. Для него важно не чувствовать себя отторгнутым. Слишком часто пациентов, словно осужденных, оставляют наедине с их болезнью.

Да, были моменты, когда Ханна с радостью задушила бы Эймей. Она наклонилась над мужем:

— Привет, Чарльз. — Ничего больше придумать она не могла.

— Он наверняка волнуется о ферме. Подбодри его.

— На ферме все идет прекрасно, Чарльз.

— Расскажи о конкретных делах. Он ведь не идиот. Просто болен, и все.

— Эймей, как раз конкретное дело и свалило его!

— Тем более. Он должен все осознать и изгнать это из своей головы.

— Но именно этого он и не может сделать! Чарльз не в состоянии ни вглядеться в свои дела, ни что-либо изменить.

Сидя по обе стороны больного, они скрестили напряженные взгляды.

— Он должен! — резко сказала Эймей. — Иначе ему не выкарабкаться. Его надо опять вовлечь во все это! Втащи его, Ханна! Не выкидывай его из своей жизни!