Элизабет Лейрд - Тайны Бесстрашного

Он повернулся и, спотыкаясь, побрел прочь.

Джон остался стоять посреди пляжа с конем в поводу, терзаясь сомнениями. Не напрасно ли он это затеял? Не легче ли было все-таки попробовать проделать весь путь пешком — в чужой, неизвестной стране, в темноте? А что, если конь слишком норовистый и сбросит Кит?

— Сюда, Руфус, — позвал он неуверенно и цокнул языком. К его облегчению, конь послушно двинулся следом за ним, аккуратно переступая и обходя лежавших на песке раненых.

— Эй! — закричал кто-то у него за спиной. — Всех коней приказано застрелить! Ты слышал приказ!

— Только не этого. Он реквизирован на нужды флота! — крикнул в ответ Джон, стараясь придать голосу повелительности. — Пойдем, Руфус. Сегодня нам предстоит долгий путь.

Узкие улочки были безнадежно забиты людьми, рвущимися к морю. Тяжелые телеги, боевые орудия, груды багажа… Джону казалось, им с Кит никогда не пробиться через всё это вавилонское столпотворение. О том, чтобы ехать верхом на Руфусе, и думать было нечего. Кит, которая страшно обрадовалась коню, вела его в поводу и он, совершенно успокоившись, охотно подчинялся девочке.

— Пожалуй, без него нам было бы куда как легче, — заметил Джон, когда Кит пришлось поспешно уводить Руфуса в первую попавшуюся арку, чтобы пропустить огромную пушку. — Наверное, лучше его отпустить.

— Нет! — Девочке приходилось кричать, чтобы ее было слышно за оглушающим грохотом железных колес по каменной мостовой. — Он погибнет, и вообще я уверена — он нам еще пригодится.

Руфус всхрапнул и, точно всё понял, опустил голову на плечо новой хозяйки.

Наконец им удалось выбраться из города. Они остановились на обочине спускавшейся с холмов дороги, глядя на бесконечные группы усталых солдат, что уныло брели к берегу.

— Как ты думаешь, и куда теперь?

— Не знаю, Джон закусил губу и поглядел наверх. На склонах холма мерцала длинная линия костерков — должно быть, солдаты, ждущие, пока им настанет черед двигаться к берегу, разожгли их, чтобы хоть немного согреться в холодную зимнюю ночь.

— Наверное, это наши… но вдруг и французы, — сказал Джон.

— Те-то английские, точно, — отозвалась Кит. — Смотри вон туда. За ними. Дальше.

Проследив, куда она показывает, Джон тоже различил вдали ряд куда более маленьких и тусклых огоньков.

Мальчик невольно поежился.

— Да. Вот это уже французы.

Сейчас, в темноте, было совершенно невозможно понять, на каком именно расстоянии от них находятся французские огни и сколько времени потребуется Кит, чтобы туда попасть. Джон ощутил, как уверенность начинает изменять ему. А вместе с сомнениями навалилась и чудовищная усталость.

— Давай найдем какое-нибудь местечко потише, отдохнем до утра, — предложил он. — Хоть будет видно, куда идем.

— Да! — признательно откликнулась Катрин. — Наверное, уже совсем глубокая ночь. Скоро утро.

Впереди сквозь мрак вырисовывались очертания какого-то строения. Ребята почти ощупью пробрались туда. Похоже, сарай или амбар. Тяжелая деревянная дверь была заперта, но с другой стороны, где стена защищала от ветра, обнаружился уютный и открытый сеновал.

Кит завела Руфуса внутрь и привязала поводья к столбу, а сама, невероятно уставшая, села, прислонившись спиной к связке сена. Джон опустился рядом. Тут было чуть теплее, чем снаружи, на леденящем ветру, но всё равно короткая гардемаринская курточка и холщовые штаны плохо защищали от стужи. Джон потер руки, пытаясь согреться.

— Смотри, — застенчиво проговорила Кит. — Плащ такой большой, что мы под ним оба поместимся.

Расстегнув застежку, она набросила край плаща на плечи мальчику, а потом откинулась на солому. Джон последовал ее примеру. Плечом и рукой он чувствовал тепло маленького тела. Кожа девочки пахла свежестью.

— Кит, — прошептал он.

Но в ту же секунду Руфус, задумчиво жевавший клок соломы, шумно вздохнул и зафыркал.

— Ты что-то сказал? — зевая, переспросила девочка.

— Нет.

Наступила долгая пауза.

— Джон?

— Что?

— Знаешь, мне немного страшно. Не так, как перед балом, но всё равно… я боюсь.

— Не надо. Я помогу тебе. Ты просто доверься мне.

— А я и доверяю. — В голосе ее он услышал улыбку. — О, как я тебе доверяю.

А еще через несколько секунд ровное дыхание девочки сообщило ему, что она уснула. Джон закрыл глаза и попытался тоже заснуть. Но сон не шел. Каждой частицей своего существа Джон остро сознавал, что она здесь, рядом. Последние несколько месяцев ему было не так уж сложно заглушать те чувства, что проснулись в нем еще давно, в Жалиньяке. В моряцкой одежде Кит почти стала снова мальчишкой, прежним другом и товарищем.

«Но на самом деле всё совсем не так, — сказал себе Джон. — Она не Кит. Она — Катрин, и я люблю ее. И всегда буду любить».

Он впервые осмелился признаться в этом хотя бы сам себе. И теперь чувствовал себя потрясающе счастливо — и необыкновенно глупо.

«Она ни за что не должна об этом узнать. Нельзя себя выдавать. Не то она сочтет меня неуклюжим невежественным болваном».

Джону хотелось повернуться и обнять девочку, но он не смел шевелиться из страха разбудить ее. Тепло ее руки, все так же безмятежно касавшейся его бока, постепенно просачивалось всё дальше, дарило спокойствие и уют.

Джон сам не заметил, как задремал.

Они проспали дольше, чем собирались, и когда наконец проснулись, солнце стояло уже высоко над горизонтом. Кит первой открыла глаза и села. А потом посмотрела на Джона и звонко рассмеялась.

— В чем дело? — сонно спросил он.

— Ты такой смешной. Из волос солома торчит. Ты похож на пугало.

Джон улыбнулся во весь рот. Так приятно было слышать в ее голосе эти дружески-шутливые нотки.

— А сама-то, думаешь, на кого похожа?

Поднявшись на ноги, девочка отряхнула подол. В этом смявшемся и потрепанном платье трудно было узнать прежний элегантный бальный наряд.

— Жаль, мы не захватили ничего на завтрак, — посетовала она. — И как только я не подумала?

— Зато я подумал.

Порывшись за пазухой, Джон вытащил маленькую флягу и закутанный в тряпицу небольшой сверток.

— Грог и корабельные сухари, — пояснил он. — Не бог весть что, но всё же лучше, чем ничего.

Они быстро позавтракали.

— Пожалуй, пора двигаться, — промолвил Джон, отвязывая поводья Руфуса.

Больше всего на свете ему хотелось остаться здесь, в этой крохотной гавани, и выбросить из головы мысли о скорой разлуке, но он знал: медлить нельзя.

Поток людей и повозок почти иссяк, превратившись в узенький ручеек, так что наконец стало возможно идти вверх на холмы против общего течения. Солдаты, хотя хромающие и усталые, пребывали в отличнейшем расположении духа.