Иван Сотников - Чудо-камень

Завтрак готовили коллективно. Ночной костер уцелел. Жару в нем много, и Азату ничего не стоило разбудить жаркое пламя. Сварили кашу с консервами. Скипятили чай. Быстро согрелись и насытились. Настроение сразу стало мажорным.

Юрку Оставили в палатке, а все остальные разбрелись по звездному маршруту. Одни в горы, другие вверх по реке, третьи вниз. У каждой группы — свое задание.

Уреньга не скупилась и охотно открывала ребятам свои сокровища. Чего только ни притащили они к обеду. Долго сидели у костра, разбирая и сортируя камни. Сенька уселся за альбом и делал рисунок за рисунком. На листах альбома стеною вставал суровый Уралтау.

Облака почти рассеялись и умчались за горы, и в небе опять солнце. Урал будто умылся, расправил плечи и от удовольствия загляделся в небо. Лишь местами, прижавшись к реке, он заглядывал в ее воды и не узнавал самого себя.

Последним пришел профессор и притащил такую уйму камней, что не верилось, как их можно столько собрать за полдня.

Девчонки окружили его и стали помогать.

А он сидел, как будда. Плотно сбитый, бритоголовый, с гладкой кожей на лице, с сильными руками и, казалось, совершенно неутомимый. И хоть ему за шестьдесят уже, а выглядит много-много моложе.

— Отчего вы такой сильный и молодой? — не удержавшись, спросила его Альда. — Наверно, и не болели никогда, правда?

— Правда, не болел, — просто ответил Бахтин. — А почему сильный, загадки в том никакой, и тому две причины: во-первых, за последние сорок лет я ни разу не опоздал ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин; а во-вторых, всю жизнь любил труд и спорт. Видите, как все просто.

Ребята наперебой спрашивали, какой труд, какой спорт. Рассказывал профессор много. По его мнению, самое ценное, чем располагает человек — это время. Его не так много у человека. Не станешь беречь — растратишь впустую. Убить время легко, а вот занять его делом, день за днем, год за годом — всю жизнь — куда труднее. Тут тебе и сила нужна, и знания, и воля.

— Было у меня два товарища, — говорил ребятам Бахтин. — Один с малых лет все откладывал на завтра, на потом. Казалось, все еще успеется. А время текло и уходило на пустяки. Смотрит, знаний нет — не учился, сил нет — не берег, дела нет — не сумел сильно захотеть. Теперь ему, как и мне, за шестьдесят уже, и ничего в жизни не сделано. А другой вот — кончил институт, а сейчас академик. Знаете, какое горючее нужно, чтоб взлетела ракета в космос? Нужна мощность в миллионы лошадиных сил! Короче, на его горючем летают ракеты. Он создал. А сил у него хоть отбавляй. Покрепче меня будет. Такой времени зря не тратил.

Помолчав, Бахтин сказал:

— Мы часто разбрасываемся, не умеем выбрать главное и сосредоточиться. А ты учись выбирать, за что ни берешься — знай и умей. Тогда всего достигнешь, чего захочешь.

— А правда, вы знаете дыхательную гимнастику йогов? — вдруг спросил Азат.

— Привелось, изучал и знаю. Сам до сих пор Занимаюсь.

— Расскажите, расскажите! — загалдели ребята.

Уговаривать Бахтина не пришлось. Йога — по-санскритски значит «соединение, сосредоточение». Целая древнеиндийская система философии. Ее разработал мудрец Пананджали две тысячи лет назад. Главное в ней — учение о самопознании, которое якобы и достигается сосредоточением. Философия нам не годится. Но йогами разработано множество практических способов достижения этого самопознания: искусный контроль над чувствами, над дыханием. Вот их дыхательная гимнастика и дожила до наших дней. На мой взгляд, есть в ней доброе зерно. Сумеешь применить — сможешь укрепить и здоровье. И Бахтин показал, как он занимается такой гимнастикой. Естественно, сразу раззадорил ребят.

Оказывается, профессор-геолог интересуется и биологией. Особенно питанием человека, борьбой с ранней старостью. Даже труд написал. Правда, в нем много спорного и еще неясного. Нужно искать и искать. Сделал много выводов, которые не укладываются в привычные рамки, кажутся неоправданными и рискованными. Но за ними неутомимые поиски, упорство, смелость ученого. Возможно, не все у него верно. Но придет время — неверное отсеется, а верное утвердится. Очень новое всегда непривычно, и человеческий ум не всегда уживается с ним. Мешает давно привычное.

Бахтин, например, считает, что тысячелетиями человек питается неправильно. Смешанное питание — вредно, и нужно раздельное. Ведь если за обедом человек съедает пищу из белков и, скажем, углеводов одновременно, то желудку приходится очень туго. Для переваривания одних продуктов он выделяет кислоты, для других — щелочь. И щелочь убивает кислоты. При раздельном питании этого не будет.

— Все это довольно сложно, и не все можно постичь сразу, — заключил он рассказ. — Главное в науке — ничего не бери на веру, а ищи, проверяй, смело иди к истине. Нам еще столько нужно постичь, столько познать!

— Поговорили хорошо — теперь в дорогу! — напомнил Платон Ильич, вставая. — Нас очень ждет Уралтау.

Как ни упирался Юрка, и на новый переход пришлось ему висеть на носилках. Настояли сами ребята. В гору его несли четверо: впереди Сенька с Биктимером, позади Платон Ильиче профессором. Тропа узкая, часто проходит через каменные россыпи, местами такая крутая, что Юрка едва удерживается на носилках. Того и гляди сползет вниз головою.

— Дайте хоть тут пойду! — упрашивал он Платона Ильича. — Потом опять понесете.

— Выходит, носили-носили трое суток, — возразил профессор, — и впустую. Собьешь ногу за час, тогда опять носи еще неделю. Даже первоклассники сообразят — нерасчетливо. А ты ноешь…

Юрка прикусил губу. Действительно, нерасчетливо. И ему все больше становилось не по себе. Еще недавно он был уверен, что никому и ничем не обязан. А сейчас видел воочию, как он обязан всем за внимание, за участие, за помощь, и многое уже виделось в Ином свете.

Остановились передохнуть. Позади, внизу, серебрится змейка реки. Уреньга, вздыбившись над нею, громоздится кручами, уступами, ниспадает к реке обрывами и пропастями. Ее каменное величие неуязвимо. А зубчатые ее гребни, кажется, подпирают само небо. Впереди же еще круче громоздится Уралтау. Поглядишь вверх, и оторопь берет: неужели все это нужно пройти, преодолеть? И вон ту кручу, и вон тот уступ, и вон тот гребень, на пути к которому столько нагромождено камня?

Юрка глядел вверх и все больше смущался. Ему что, просто лежать и лежать! А каково на руках втащить его на такую, казалось, немыслимую высоту!

— Чего глядишь, не бойся, — сказал профессор, — одолеем и эти кручи. В жизни, браток, тоже все дороги и дороги и тоже кручи, свои вершины. И жить — это значит идти и брать свои высоты.

— Вы философ, — улыбнулся Юрка.