Борис Левин - По затерянным следам

— Кто же это сделал?

— Егор Синюхин, вот кто. Взял тетрадь у Тамары Березко и переписал…

До конца уроков Егорка не выходил из класса, и дежурный Петя Вихряй его не трогал: пусть сидит. Никто к нему на переменах не подходил, он один переживал случившееся. Степан не заговаривал тоже: он словно перестал замечать Егорку, и от этого было еще больнее. Ведь виноват, прежде всего, Степан, он его подбил, почему же ему одному отвечать? Почему считают, что он переписал у Тамары задачу? Егорке стало очень горько.

На последней перемене к Егорке подошла Тамара. Под ее участливым взглядом он опустил голову.

— Я не сержусь на тебя, слышь, Егорка, — тихо сказала Тамара.

— Не сердишься? Правда?

— Честное пионерское. Скажи, как это получилось?.. Ты сам писал?

— Сам, — еле слышно ответил Егорка.

— Ладно, — Тамара внимательно посмотрела своими большими серыми глазами на Егорку, — останешься сегодня на совет отряда.

На заседании совета отряда присутствовали Тамара Березко, Борис Синиченко, Петя Вихряй, Игорь Колесниченко. Вожатой Ирины Хорошун не было, она обещала прийти позже, как только вернется из горкома комсомола. Тамара попросила присутствовать на совете отряда классного руководителя. Николай Иванович, конечно, пришел и сидел на первой парте.

Степан и Егорка сидели на разных партах.

Речь шла о случившемся на уроке арифметики, об отказе Степана и Егорки участвовать в уборке школьного сада. На вопрос, почему не пошли в сад, Степан ответил, что у него было срочное дело дома, а про Егора он ничего не знает, тот пошел за ним сам. Все в классе знали, как это было. Спросили Егорку, почему он не пошел в сад.

— Я не хотел.

— Неправда, ты собирался, — заметил Боря Синиченко.

— Никуда я не собирался.

— Мы видели, — сказала Тамара. — Тебя Степан не пустил.

— Нужен он мне больно, подумаешь! — фыркнул Степан.

— Клочко, тебя пока не спрашивают, — сказал Николай Иванович.

Клочко притих, но когда Егорка ответил, что сам писал на доске решение задачи, снова злорадно хмыкнул:

— Ага, видали!

Тамара посмотрела на Степана широко открытыми глазами — так она всегда делала, когда сердилась. Однако тот не обратил на это ровно никакого внимания.

— Ты что-то хотел сказать, Клочко? — спросила Тамара.

— Я? Ничего. — Степан приподнялся, уперся руками в парту. — Я только говорил, что неправильно получается, всё валят на меня… Нужно по-честному рассудить.

— Правильно, по-честному, — сказал Николай Иванович.

Степан с победоносным видом расселся на парте. Вот, мол и учитель за него.

Неужели Егорка действительно виноват?

Николай Иванович подошел к Егорке, положил на плечо руку. Егорка понимает — учитель хочет ободрить, словно просит быть сильнее, смело рассказать обо всем, что нужно.

— Скажи нам, как всё было, — просит, а не спрашивает учитель.

— Ну, Егорка, — шепчет сухими губами Тамара.

— Скажи, — волнуется Боря Синиченко.

Петя Вихряй, не отрываясь, смотрит на Егорку: «Ну, скажи хоть слово».

— Трус он, ваш Егорка, — бросил, как ударил по лицу, Степан.

Егорка поднимает голову и встречает ободряющий, теплый взгляд Тамары.

— Он говорит, что я трус. — Егорка не смотрит на Степана. — Мне стыдно, потому я молчал… Я бы никогда не взял Тамарину тетрадь… Честное пионерское! Он… меня заставил.

Лицо Егорки краснеет, капельки пота собираются на висках и верхней губе.

— И на речке. Каждый раз я должен грести, пусть сам попробует. Он всё хвастается, а грести не умеет… И вообще я больше с ним на речку не пойду!.. И дружить с ним не буду! — голос Егорки становится звонче, будто в нем стальные струны появились. — Обманщик он.

В классе стоит тишина. Николай Иванович сурово смотрит на растерявшегося Степана. Тот, видимо, не ожидал такого от тихони, каким считал Егорку. Тамара кивает головой, словно подтверждает каждое слово товарища. И другие члены совета одобряют слова Егорки.

— Что скажет совет отряда? — спрашивает после небольшой паузы Тамара.

— Может быть, на первый раз Егору Синюхину простить, — предлагает учитель.

— Простить!.. Простить! — подхватывают Боря Синиченко и Петя Вихряй.

— А как быть с Клочко? — Учитель смотрит на членов совета.

— Клочко сделать выговор перед строем отряда и сообщить его родителям, — предлагает Тамара.

Совет так и решает.

Из школы выходят вместе. Только Степана Клочко нет: обиженный на всех, он первым покинул класс.

— Ничего, пусть подумает на досуге, — говорит ребятам Николай Иванович и прощается: ему повернуть за угол — и он дома.

Уходят своей дорогой Боря Синиченко и Игорь Колесниченко. Тамара и Егорка остаются одни.

— Ты, Егорка, теперь смотри, не поддавайся ему, — говорит Тамара.

— Я?.. Ни за что!

— Хочешь, Егорка, будем вместе заниматься?.. По арифметике?

— Да я что… Я бы хотел.

— Так ты приходи к нам домой, ладно? — Тамара внимательно смотрит на Егорку. И трудно сказать: знает она, кто написал записку или нет… Впрочем это тайна, и он никогда никому о ней не скажет.

Больше всех в 6 «А» повезло Генке Сребницкому. У них на квартире остановился приехавший с цирком укротитель тигров и медведей.

На второй день, когда дядя Гриша — так звали укротителя — собирался в цирк, Генка подошел к нему и несмело попросил: «Возьмите и меня…». Дядя Гриша, невысокий, худощавый, с седыми висками, стоял у зеркала, старательно завязывал синий в белый горошек галстук и ничего не отвечал. Мальчик терпеливо ожидал, не двигаясь с места.

— А как же уроки? — вдруг спросил дядя Гриша.

Генка с достоинством ответил:

— Уроки я делаю всегда.

— Однако давай договоримся, чтобы потом не было недоразумений: сначала — уроки, а потом, если тебе разрешат, — пожалуйста.

Мама, конечно, не хотела отпускать Генку. Она так и сказала: «Ни за что». Но Генка дал ей честное пионерское, что к клеткам не подойдет и будет смотреть на зверей только издали. Одним словом, мама разрешила Генке пойти в цирк.

И вот он в цирке… Дядя Гриша, взяв с собой пружинистый хлыст, открыл высокую, составленную из железных прутьев, дверь в огромную клетку. Один знак рукой — и через несколько мгновений три тигра один за другим откуда-то из глубины цирка вбежали в клетку. Генка никогда не видел живых тигров и, холодея от ужаса, закрыл глаза рукой.

— Мальчик, ты что здесь делаешь?..

Обернувшись, Генка увидел странного человека — приземистого, толстого, почти одинакового в ширину и высоту. Круглое лицо его выражало любопытство. В руках он держал увесистую суковатую палку. Генка невольно попятился.