Евгений Астахов - Рукопись в кожаном переплете

— А вы думали, Петр Васильевич, именно к романтике, да только не по той стежке-дорожке…

Странная какая-то фраза. Я так и не понял, о чем это они.

Гражданин в очках, попрощавшись с дядей Гришей, вошел в подъезд нашего дома и, поднявшись на второй этаж, позвонил в квартиру номер шестнадцать.

— Кто это? — спросили мы у Профессора.

— Мой дядя, — ответил Гаррик. — Приехал из Москвы в отпуск. Он когда-то жил здесь. А потом уехал. Когда я еще маленьким был.

— Тоже мне Шерлок Холмс! — проворчал Витька. — «Если мобилизовать фантазию»… «На тарабарском языке»… Тоже мне, московский знаток нашелся…

— Еще какой! — обиделся Гаррик. — Он кандидат исторических наук, специалист по Латинской Америке…

Латинская Америка несколько смягчила Витькино пренебрежение. Он перестал ворчать, и мы пошли купаться на Волгу. Когда проходили мимо дома Плантатора, Гаррик спросил:

— Что же ты не кормишь своего любимца? Даже палки не захватил с собой.

— Теперь ни к чему, — ответил Витька. — Операция «Клубника» окончена.

С приездом дяди Гаррик почти полностью откололся от нашей компании.

— Колдуют два профессора, — насмешливо говорил Витька. — Умники-историки.

С историей у Витьки не все было ладно. Ксения Михайловна, наша учительница, так и сказала ему:

— Ставлю тебе за год тройку лишь потому, что надеюсь, ты переменишь за лето свое отношение к истории.

Из чувства товарищеской солидарности мы с Вовкой тоже говорили:

— История — мура! Никому не нужная наука. Не все ли равно, что делали греки да испанцы сто веков назад. Одни даты да фамилии.

Гаррик нашего мнения не разделял. Во-первых, он был отличником, а во-вторых, к нему, как известно, приехал дядя, кандидат исторических наук.

— Если не будешь ходить на учения в тир, мы тебя отчислим из нашей группы, — грозился Витька. — Мазилы нам ни к чему.

Гаррик реагировал на это очень спокойно.

— Все равно никому из нас не попасть на Кубу. Никто не разрешит остаться там. Безнадежное дело. Нужны визы.

«Визы» особенно обозлили нас.

— А ты думаешь, в Испанию легко было пробираться? Через всю Европу! А сколько там наших сражалось. На Гвадалквивире и под Уэской…

— Так то ведь были взрослые.

— Всякие были. Ты забыл, что Гайдар в пятнадцать лет полком командовал!

— То Гайдар…

На балкон вышел Гаррикин дядя. Мы уже знали, что его зовут Петр Васильевич. Когда он снимал свои большие очки, глаза его близоруко помаргивали и лицо принимало такое выражение, будто он собирался сказать что-нибудь веселое. Петр Васильевич долго смотрел в сторону Волги, за которой синели горы, помаргивал и вполголоса напевал свою, наверно, любимую песенку:

Нам с Вовкой Петр Васильевич нравился. Он напоминал артиста Чиркова. Но даже не в этом дело: просто нравился человек — и все. Однако, вспомнив историю с надписью на картонном плакатике и ее таинственную связь с Витькиным недоброжелательством к этому веселому человеку, мы вслух своих симпатий не высказали.

— Ходит, поет… — Витька недовольно покосился в сторону балкона. — Ну, чего стоишь? — набросился он на Гаррика. — Топай к своему Флибустьеру. Авось он тебя стрелять научит, этот пепчик.

Профессор пожал плечами и ушел. Это было уже через край.

— Зачем ты так, Витька? Что он тебе сделал? — спросил Вовка.

— А почему он откалывается? Ездит с Флибустьером своим в горы. Тот же историк, а не геолог, что он в горах понимает?

Мы с Вовкой открыли было рты, чтобы высказать одну мысль, давно нас занимающую: почему бы нам тоже разок не съездить вместе с ними и посмотреть, что они там делают. Если ничего интересного, то можно больше и не ездить.

Но Витька видел нас насквозь.

— Знаю, знаю! Желаете завести с ними компанию. Хотите, чтобы все было так, как в прошлом году, когда ездили всем классом. Ни шагу от общей кучи. Купаться по свистку, загорать по звонку, потом всем у костра петь песни. А если я не хочу петь? Если у меня голос плохой?

— То с классом ездили. С учителями…

— Все взрослые — одна петрушка! С ними всегда скучища!

— Да нам тоже в последнее время не особенно весело.

— Что вы, ребята! — меняя тон, с возбуждением воскликнул Витька. — А боевая учеба? У меня накопилось целых шестьдесят копеек! По двадцать выстрелов на брата! Поехали к Михею Ивановичу. А может быть, вы тоже решили, что вам никогда не попасть на Кубу?

— Нет, почему же, — вяло протянул Вовка. Он был толстый, краснощекий и ленивый. Ему очень не хотелось тащиться в такую жару в тир.

— А ты, Генка? — Витька в упор посмотрел на меня своими черными глазами. — И ты не веришь, что мы еще покажем себя?

Откровенно говоря, я мало верил в это. Все же на Кубу ехать — это не за Волгу куда-нибудь. И опять-таки, как быть со школой? Ведь седьмой класс!

— Можете больше не называть меня Фиделем, если… — Витька с размаху ударил себя в грудь кулаком.

— А где же твоя борода, Фидель? — раздался вдруг сверху чей-то явно не мальчишеский голос. — Без бороды на Кубу не пустят, а вырастет она у тебя еще очень не скоро.

Это было неслыханной дерзостью. Мы, как по команде, задрали головы. На одной из толстых ветвей громадной старой липы, что росла посреди нашего двора, сидела девчонка в розовой майке и узких брючках. Сидела и смотрела на нас сверху.

Разговор мы вели у низкого кирпичного забора, за мусорным ящиком. Это было совершенно безлюдное место, и здесь нам обычно никто не мешал. И вдруг нас подслушали сверху. Да еще кто!

Девчонку эту мы знали. Знали даже, что имя у нее чудное — Иветта, а в разговоре зовут и совсем забавно — Ветка. Она приехала вместе с Петром Васильевичем. Он ее отец, и, значит, Ветка приходится нашему Профессору не то двоюродной, не то троюродной сестрой. Лет ей на вид было примерно столько же, сколько и нам.

— Вот я тебе сейчас покажу бороду! — Витька сделал страшные глаза и бросился к липе. — Ты у меня спикируешь в мусорный ящик! Ребята, открывай крышку!

Ветка нисколько не испугалась. Она не спеша взобралась чуть повыше и тем же насмешливым тоном продолжала:

— Смотри, не порви в спешке штаны, Фидель! Или не зацепись бородой за сучок. Не спеши так, жарко ведь. И к тому же все напрасно — не успеешь ты доползти и до половины дерева, а я уже буду у себя на балконе. — Говоря это, она очень ловко перебралась по раскидистым ветвям дерева к балкону. Действительно, ей ничего не стоило удрать от нас.