Олег Раин - Человек дейтерия

Мечтая о таком, Гриша Крупицын зачарованно улыбался и начинал истово чесать подбородок. Учителей его улыбка выводила из себя, и домой он приходил с очередным двояком. За эти самые двояки отец и компа его лишил. Пришел как-то с родительского собрания и застал за игрой. Даже разбираться не стал — схватил системный блок и свистанул с балкона. Само собой, гикнулось все разом — и форумы с почтой, и игры… Больше всего жаль было, конечно, игр. В них Гришка убегал от жизни, в них какое-то время находил спасение. Играл все равно что в солдатиков.

— Игруны! — громыхал отец. — Наплодили вас — зомби доморощенных. Книг не читаете, в секции не ходите…

Секция!

Вот то слово, которое всплыло в Гришкиной голове и не утонуло подобно многим другим. Потому что смотрел недавно по телеку боксерский чемпионат. И был там один супер, что валил всех хоть правой, хоть левой. Еще и имечко прикольное — Рой. Очень даже уместное. Потому что на ринге красавчик работал, как злая пчела. Жалил, юлил и снова жалил. И не такой даже мускулистый, как Тайсон, но настолько резвый, что совладать с ним не могли даже супертяжи. Специально проводили бой — средневес против супертяжа, и славный парняга Рой снова выиграл. Измотал слоноподобного противника и уложил на пол. К слову сказать, и Димон из их класса занимался боксом. Ребята уж сколько раз бегали к нему на соревнования. Болели за своего. Один Димкин кубок Гриша тоже видел. Симпатичная такая посудина из желтого, надраенного до блеска металла. Димон говорил, что у него таких «вазочек» уже целая полка. Может, даже не врал.

Словом, с намерением записаться в секцию бокса Гриша и двинул сразу после уроков во дворец спорта. То есть двинуть-то двинул, но не добрел. Потому что еще издали углядел расположившуюся в скверике кодлу Саймона. Что-то они опять распивали, в картишки, само собой, перебрасывались. Пришлось обходить далеко стороной — настолько далеко, что в заводском квартале Гриша вконец заплутал.

Были у них в городе такие места — прямо заводские катакомбы. Справа и слева бетонные заборы с колючей проволокой, десятки и сотни табличек с названиями компаний, складских помещений, стройуправлений. Гришке все эти жутковатые СМО и СМУ, СТАЛЬПРОКАТЫ и СТРОЙВАГОНЫ ни о чем не говорили, и он покорно топал, понимая, что иного пути в этой огромной промзоне не существует. Не в лапы же к Саймону возвращаться! Зато острее мечталось, как однажды, научившись всем премудростям боксерского ремесла, он будет шагать из школы в компании одноклассников. Еще лучше, если тут же будут девчонки: те же Катюха с Алкой, Ульяна с Дашей, кто-нибудь еще из симпатичных. Как обычно, все будут двигаться согласно иерархической лесенке. То есть сначала расфуфыренные девчонки, потом Дон с Москитом, Леший, Костяй, Димон с Макарычем… И где-то позади всех сразу за Тихманом и Корычем уже он — Гришка. В скромном и одиноком арьергарде. На середине пути он еще и наклонится — будто бы шнурок завязать, а на деле — лишний раз убедиться, что отряд не заметил потери бойца. И они, конечно, не заметят — побредут себя дальше, только вот «яблочко-песню» допеть до конца не успеют. Потому что отморозку Саймону плевать, сколько людей. Он из прайда, значит, как бы царь и хан. Вот и вылезет поперек пути. Сам Гришка даже не разглядит, из-за чего там все начнется. Только услышит девчоночьи крики, а после увидит, как бежит с перекошенным лицом Москит. Этот уж точно — первым задаст стрекача. Орать-то он мастер, только когда рядом Дон. А если Дон на земле и на спине его топчется грузный Саймон, тогда все, только тикать и драпать. И верняк, кто-нибудь из шестерок Саймона ухватит красавицу Алку за косу, потащит к себе. Отважная Ульяна бросится на выручку, но получит грубый тычок. Или пинок… Нет, лучше просто тычок. И вот тут-то… Да-а… Гриша снова начинал блаженно улыбаться. Потому что, отбросив портфель, его геройская тень юрко выкатывалась вперед и точными ударами сбивала с ног приятелей Саймона. Одного, второго, третьего… Точь-в-точь как кегли. Сам вожак, спрыгнув с поверженного Дона, успевал сделать пару шагов, и тут начиналось возмездие. Ох, как же оно начиналось…

— Ты что? Тоже к нам?

Гриша оторопело сморгнул. Из туманных грез зарождавшейся славы выплыло лицо Ульяны. То есть оно было и там, в грезах, но когда все так круто смешивается воедино… Гриша даже головой покрутил, ожидая увидеть Саймона, но более никого на улице не было, а они с Ульяной стояли возле незнакомого подъезда. Мраморные ступени вели к массивной, украшенной бронзовыми виньетками двери, наверху красовалась незнакомая табличка.

— К вам, — брякнул Гриша, чтобы не выглядеть дураком.

— Вот уж не знала, что ты увлекаешься лепкой.

— А кто увлекается-то? — бормотнул он и по мимике Ульяны угадал, что сморозил глупость. Торопливо задрав голову, увидел, что на цветастой табличке красуются стилизованные буквы: «Домино». Все прочее Гриша проглотил махом и скоропехом, выхватив лишь главный смысл — что-то там про школу живописи и лепки. Но с лепкой у него и впрямь дружить не получалось — один идол с острова Пасхи чего стоил! А вот карандашами или кисточкой помахать — это как раз не пугало…

— Так я это… Рисовать, — поправился он. — В школе-то ерундовина, не рисование, а здесь, говорят, ничего.

Тут он был отчасти прав. То есть про клуб «Домино» Гриша слышал впервые, но в отношении школы опыт у него действительно был неудачный. Потому что рисовать Гриша любил, но в школе за эту самую любовь лишь терпел и страдал. Вера Мартовна, их новенькая учительница по изобразительному искусству (надо же так назвать обычное рисование!), требовала каких-то схем, специальных карандашей и строгого чередования цветов. Сначала, значит, скелет-схема человека или дерева, потом аккуратное раскрашивание. И непременно надо помнить о перспективе, угле освещения и всех положенных светотенях. Чтобы получалось ровно и правильно. И выходила какая-то сплошная геометрия — настолько правильная, что Грише хотелось смеяться. Но он не смеялся, потому что все кругом пыхтели и выводили. И он старался выводил, поскольку первая же попытка своевольства закончилась для него фарсом.

А рисовали в тот день елочку. Вернее — ветку от елочки. Таково было задание, и Гриша тут же пустил в ход карандаши — светло-коричневый и зеленый, пытаясь в ершистости игл поймать естественную колючесть ели. Он настолько увлекся, что прослушал объяснения Веры Мартовны. Его остановил окрик. Вздрогнув, Гриша поднял голову и разглядел нависшую над ним учительницу. Набросок Крупицына Вера Мартовна брезгливо взяла с парты, показав всему классу. Само собой, класс загоготал, и громче всех Москит, который рисовал, как курица лапой.