Юрий Збанацкий - Тайна Соколиного бора

Иван Павлович переглянулся с комиссаром. Аленка продолжала:

— Люди видят — здесь что-то не так. А кое-кто, слышу из разговоров, упал духом: «Довоевались! Пропали…» Я сразу поняла: это не партизаны.

Комиссар обратился к Ивану Павловичу:

— Нам Москва ни о каком десанте не сообщала?

— Абсолютно ничего. Нужно немедленно запросить. Тимка, позови радиста!

Тимка бросился пулей. Ему ужасно хотелось услышать, что будет рассказывать эта девушка дальше… Прибежав в палатку радиста, он передал приказ командира и быстро вернулся назад. Доложив о выполнении приказа, он снова застыл у порога, весь обратившись в слух.

Аленка продолжала:

— …Отобрали одиннадцать стариков и подростков. «Пойдете, — спрашивают, — с нами?» Ну, люди не уверены, да и я шепнула: «Не верьте!» — «Мы подумаем», говорят. «Ах, так? Россия погибает, а вы — в кусты? Расстрелять изменников!» И… расстреляли.

— Расстреляли?

— Вывели на огороды и… всех.

В землянку вошел радист. В штабе царило молчание.

— Провокация! Безусловно, провокация! — сказал комиссар.

Командир передал радисту радиограмму:

— Срочно! — и потом обернулся к комиссару: — Конечно, провокация.

В это время Свиридов доложил, что в отряд прибыли двое из города, просят принять их в партизаны.

Окончив разговор с Аленкой, Иван Павлович велел Тимке позвать новоприбывших. Прием был обычным делом: каждый день в отряд являлись десятки людей. Шли колхозники, рабочие из городов…

— Я из Житомира, — говорил, осматриваясь вокруг, высокий человек в летнем пальто. — Был рабочим. А это мой товарищ, политрук Красной Армии Швачко. Я его раненного скрывал, а потом увидел, что схватят нас, ну и… обязанность, так сказать, каждого патриота… Долго мы бродили, а все же нашли вас. Так что принимайте, будем воевать, как сумеем. Вот мои документы.

Он поднял полу своего поношенного пальто и, распоров подкладку, вынул паспорт и трудовую книжку.

— А у меня ничего не осталось, — заговорил его спутник, низенький, толстый человек с набухшими веками. — Только первый листочек партбилета сохранил. А характеристику, думаю, получу уже у вас.

Из-под подкладки пиджака он вытащил какой-то кусочек бумаги и подал командиру.

Иван Павлович внимательно просмотрел документы и молча передал комиссару.

— Что ж, товарищи, у нас нет оснований не верить вам. Воюйте… Свиридов, проводи в третью роту!

Тимка видел, как радостно заблестели глаза у новоприбывших. «Боевые, наверное, дядьки будут», подумал он.

Потом, услышав разговор командира с начальником особого отдела, Тимка удивился.

— Документы в нашем деле не всегда говорят правду, — сказал командир. — И с документами придет — не верь, и без документов — тоже не верь. Возможно, и люди неплохие, а нужно внимательно проверить. Что-то не очень нравятся они мне. Организуй наблюдение за ними: пусть каждый их шаг будет нам известен. А еще займись этим новым «отрядом». Безусловно, это трюк врага. Необходимо как можно быстрее разоблачить и уничтожить эту банду, иначе она может немало нам навредить.

Тимка с любовью смотрел на командира. «Он все знает… Немцам никогда не перехитрить его!»

Василек не чувствовал холода. Мороз и ветер были даже приятны. Ему нравилось смотреть, как пар, вырвавшись изо рта, оседает инеем на воротник. Ноги его были тепло обуты — он по праву получил одежду, снятую с часового во время побега из вагона.

Мальчик напряженно всматривался в темноту ночи, прислушивался.

Над лесом стояла полная луна. На темном небе неподвижно застыли легкие облака, посеребренные ее лучами. В лунном свете переливались и сверкали заснеженные верхушки деревьев, между стволами лежали черные тени.

В лесу царила мертвая тишина.

Рядом, в сторожке, спали товарищи Василька…

После побега собралось их больше двадцати человек, остальные рассеялись в ночной тьме.

В непроглядной темноте, борясь со злой метелью, шли они тогда по неизвестной земле, держась друг друга. Впереди шел Калачов. У него был автомат, но все сознавали, что вожак обладает оружием несравненно сильнейшим: волей к победе.

Люди валились с ног от голода и усталости, но шли — радость освобождения придавала им силы. И каждый знал: не смогут идти дальше — будут ползти на восток, к своим. А кто знает, куда их завезли? Может быть, они уже на немецкой земле…

Рассвет застал беглецов в поле. Люди забеспокоились — они были на виду. Но Калачов, как всегда, был спокоен.

Спустились в овраг. Здесь снег был им до пояса.

— Привал! — скомандовал Калачов.

Люди повалились прямо на снег.

— Нужно идти, добираться до леса, — подал кто-то совет.

— День проведем здесь! — повелительным тоном сказал Калачов.

— Могут найти… Местность-то открытая…

— Мы в лощине. Какой черт будет бродить по полю в такую погоду?

— А если пойдут по следу?

— Следы замело.

Действительно, ветер сровнял, замел снегом тропинку, по которой только что прошли беглецы. Возражать было нечего: Калачов, несомненно, прав.

— Расчистить снег, собраться вместе — так теплее будет, — уверенно командовал он.

На холмике под кустом залег часовой.

День прошел в тревоге, но как-то незаметно. Погода установилась, выглянуло солнце. Вдали, на северо-востоке, чернел лес; на западе, всего в нескольких километрах, вырисовывались дома какого-то селения, блестела крыша высокого костела.

— Мы в Польше или в Западной Украине, — сказал Калачов.

— Ишь, куда загнали нас, гады! — удивился кто-то.

— Скажи спасибо, что не в печь Освенцима.

Когда стемнело, люди двинулись дальше. За день отдохнули, даже поспали, но все сильнее их мучил нестерпимый голод. Уходили последние силы. Только Калачов, казалось, был неутомим. Твердой поступью шагая впереди всех, он расчищал товарищам путь. За ним шел Василек. Он совсем отощал и обессилел, но не терял надежды. Как бы долго ни пришлось идти, глотая только снег, он все равно придет к своим, встретится с матерью, найдет друзей из Соколиного бора, Ивана Павловича…

Когда они входили в лес, Василек вспомнил родные места. «Что, если бы это был Соколиный!..» подумал он и улыбнулся.

В старом сосновом лесу было теплее, а главное — на душе у всех стало спокойнее. Пройдя несколько километров, они остановились на отдых.

— Здесь должны быть шишки, — сказал Калачов.

Начали разрывать руками снег; кое-кто, подпрыгнув, хватался за ветки и ощупывал их. Шишки действительно нашлись. Целый час в лесу раздавался хруст: это проголодавшиеся люди застывшими пальцами и зубами разрывали и дробили сухие, промерзшие шишки в поисках питательных зерен.

Всю ночь они шли и только утром остановились отдохнуть.