Вальтер Скотт - 7 лучших историй для мальчиков

– Эх, – проговорил с огорчением Соколиный Глаз, переставая ворошить листья стволом ружья, – когда зрение начинает ослабевать, это верный признак старости! Такая блестящая побрякушка – и не видеть ее! Но все же я вижу достаточно хорошо, чтобы свести счеты с мингом. А все-таки мне хотелось бы найти эту вещицу, хотя бы для того, чтобы отнести ее законной владелице, а это значило бы соединить два конца длинного-длинного следа, потому что в настоящее время нас разделяет широкий залив Святого Лаврентия, а может быть, и Великие Озера.

– Тем более не следует откладывать, нужно идти дальше, – заметил Хейворд. – Идем же!

– Молодая кровь и кровь горячая – это, говорят, почти одно и то же. Ведь мы отправляемся не на охоту за белками и не оленя загонять в Хорикэн. Нам придется бродить дни и ночи и идти по пустынным местам, где редко ступает нога человека и где не поможет никакое книжное знание. Индеец никогда не отправляется в подобное путешествие, не выкурив предварительно трубку у огня совета, и хотя я белый, я уважаю этот обычай, потому что он исполнен благоразумия и мудрости. Поэтому мы вернемся на развалины старой крепости и зажжем там огонь, а завтра утром встанем свежими и готовыми к делу, как подобает мужчинам, а не болтливым женщинам или нетерпеливым мальчикам.

По тону разведчика Хейворд понял, что спорить бесполезно. Мунро снова впал в апатию, из которой, очевидно, его могло вывести только новое сильное потрясение. Пришлось покориться необходимости; молодой человек взял под руку ветерана и пошел вслед за индейцами и разведчиком, направлявшимися назад к равнине.

Во мраке ночи еще страшнее казалась местность, когда путники вернулись к развалинам крепости Уильям-Генри. Разведчик и его товарищи сейчас же принялись за приготовления к ночлегу. К почерневшей стене приставили несколько балок; Ункас слегка прикрыл их хворостом, и все удовольствовались этим временным убежищем. Молодой индеец, окончив работу, указал на свою грубую хижину, и Хейворд, понявший смысл молчаливого жеста, мягко предложил Мунро войти туда. Оставив осиротевшего старика предаваться горю, Дункан сейчас же вышел на воздух. Он был слишком взволнован, чтобы отдыхать.

Пока Соколиный Глаз и индейцы разжигали костер и ели скромный ужин, состоявший из вяленого медвежьего мяса, молодой человек пошел в ту сторону разрушенной крепости, которая выходила на Хорикэн. Ветер утих, и волны набегали на песчаный берег размереннее и спокойнее. Тучи, словно устав от бешеной скачки, разрывались; более тяжелые собирались черными массами на горизонте; легкие облака еще носились над водой или кружились среди горных вершин, словно стаи птиц, порхающих вокруг своих гнезд. По временам среди движущихся облаков пробивалась красная огненная звезда, озаряя слабым светом мрачное небо. Среди окрестных гор уже воцарился непроницаемый мрак. Равнина лежала словно большой могильный склеп; ни малейший шорох, никакое дуновение не нарушало мертвой тишины.

Дункан несколько минут стоял, погруженный в созерцание. Он с ужасом вспоминал, что происходило здесь в недавнем прошлом. Он переводил взгляд от вала, где жители лесов сидели вокруг яркого огня, к мраку, лежавшему в той стороне, где покоились мертвые. Ему вскоре почудилось, что оттуда доносятся какие-то необъяснимые звуки. Молодому человеку стало стыдно своих страхов. Он повернулся к озеру, стараясь сосредоточиться на отражении звезд, слабо сверкавших на поверхности воды. Но слишком напряженный слух продолжал ловить слабые звуки. Наконец ему довольно ясно почудился во тьме топот. Охваченный беспокойством, Дункан тихим голосом позвал разведчика. Соколиный Глаз вскинул на плечо ружье и подошел к Хейворду с невозмутимым видом, говорящим о том, насколько он уверен в их безопасности.

– Прислушайтесь, – сказал Дункан, – на равнине слышны какие-то звуки. Может быть, Монкальм еще не покинул место своей победы.

– Ну, значит, уши лучше глаз, – возразил разведчик все так же невозмутимо; он только что положил в рот кусок медвежьего мяса и говорил неясно и медленно, как человек, рот которого занят двойным делом. – Я сам видел, что он засел в Тэйе со всем своим войском: французы любят после удачного дела возвратиться домой, потанцевать и повеселиться с женщинами.

– Не знаю. Индейцы редко спят во время войны, и какой-нибудь гурон мог остаться здесь ради грабежа. Хорошо бы потушить огонь и поставить часового… Прислушайтесь! Слышите шум, о котором я говорю?

– Еще реже индейцы бродят вокруг могил. Хотя они всегда готовы на убийство, но обыкновенно удовлетворяются скальпом…

– Слышите?.. Опять! – прервал его Дункан.

– Да-да, волки становятся смелыми, когда у них бывает слишком мало или слишком много пищи, – сказал невозмутимо разведчик. – Будь побольше света и времени, можно было бы добыть несколько шкур этих дьяволов. А впрочем… Что бы это могло быть?

– Это, значит, не волки?

Соколиный Глаз медленно покачал головой и сделал знак Дункану идти за ним к тому месту, куда не доходил свет костра. Выполнив эту предосторожность, он долго и напряженно прислушивался, не повторится ли тихий звук, так поразивший его. Однако его старания, очевидно, были напрасны, потому что через минуту он шепнул Дункану:

– Надо позвать Ункаса. Индеец может услышать то, что скрыто от нас; я белый и не отрицаю этого.

Молодой могиканин, разговаривавший с отцом, вздрогнул, услышав крик совы, вскочил на ноги и стал вглядываться в темноту, как бы отыскивая место, откуда донесся звук. Разведчик крикнул еще раз, и через несколько минут Дункан увидел фигуру Ункаса, осторожно пробиравшегося к ним вдоль земляного вала.

Соколиный Глаз перемолвился с ним несколькими словами на делаварском языке. Лишь только Ункас узнал, зачем его позвали, он бросился ничком на землю. Дункану показалось, что он лежит совсем спокойно, не двигаясь. Пораженный неподвижной позой молодого воина и желая узнать, каким образом он добывает нужные сведения, Хейворд сделал несколько шагов и нагнулся над темным пятном, с которого не спускал глаз. Он увидел, что Ункас исчез, и разглядел только неясные очертания какого-то возвышения на насыпи.

– Где же могиканин? – спросил он разведчика, в изумлении отступая назад. – Я видел, как он упал здесь, и готов был поклясться, что он остался лежать на одном месте.

– Тсс! Говорите тише. Мы ведь не знаем, чьи уши слышат нас, а минги – лукавое племя. Что касается Ункаса, то он на равнине, и, если здесь есть макуасы, они найдут противника, который не уступит им в хитрости.