Григорий Федосеев - Пашка из Медвежьего лога (Художник И. Коновалов)

А вот кто-то невидимой рукою тронул ртуть болот, растревожил осоку, качнул вершины деревьев и как будто на минуту утихомирил этот враждующий ночной мир. В ласковом дуновении ветерка — покой…

Я передвигаю онемевшие ноги, сбрасываю с головы накомарник. Становится легче дышать. Из-за перелеска сквозь сучья деревьев поднимается в небо луна. И только сейчас я замечаю, как темна и черна эта ночь.

Пашка не выдерживает, засыпает, уронив свою безвольную голову мне на колени. Чувствую, и мне не устоять, не выдержать испытание ночи. Вдруг наваливается неодолимая усталость, я как-то сразу проваливаюсь в пустоту, и тихие болота исчезают, как видение…

Шум, точно взрыв, будит нас. Кто-то громадный с треском заваливается в соседнее болото. Мы не сразу понимаем, где находимся и что за шум разбудил нас.

«Шлеп… шлеп… шлеп…» — слышатся тяжелые шаги по воде.

— Сохатый! — наконец шепчет взволнованный Пашка. Вмиг слетел сон. Казалось, все замерло. Исчезли летучие мыши, убрался козодой, даже речка притихла. Все-все смолкло. И только сердце в груди стучит тревожно, громко.

Встреча с сохатым на болоте — наша с Пашкой сокровенная мечта этой ночи. Я делаю парнишке знак, чтобы не шевелился, легонько даю тумака в бок.

Кладу ружье поудобнее, чтобы в случае надобности можно было бесшумно приложить его к плечу. Но это по привычке: стрелять в сохатого я не собираюсь.

«Шлеп… шлеп… шлеп…» Зверь близко. Слышу, как глубоко грузнут его ноги в тине и как он, с силой вырывая их, не спеша идет к нам…

Вижу, как в полосу горизонта, где сливается лохматый край осоки с небом, впаивается темный силуэт рогатого зверя. Теперь даже шепот может выдать нас.

Сохатый долго стоит вполоборота, испытывая наше терпение. Мне все время приходится одергивать Пашку: того и гляди, сорвется и побежит к нему, не зная зачем.

Уткам, видно, привычна близость зверя. Они полощутся, ныряют, то и дело встряхивают перья.

Низину накрывает волна теплого воздуха. Земля начинает потеть, и легкий туман заволакивает болото вместе с плавучими островками, хлопотливыми утками, рогатым зверем. Густея, туман подступает к скрадку, заслоняет от нас последние метры пространства. Какая досада! Надо же было появиться ему в то самое время, когда лось совсем близко!

Сидим, терпеливо ждем — не появится ли ветерок. Ухо ловит в предутренней тишине знакомый журчащий звук. Он зародился в вышине и, падая на землю, делается похожим на нежное блеяние. Через две минуты звук повторяется еще и еще. Это бекас.

Вдруг резкий крик чирка, торопливый взлет, и удаляющийся шепот крыльев. Кто вспугнул уток? Что это значило?

Туман качнулся, оторвался от влажной земли, приподнялся и повис плотным, непроницаемым сводом на метровой высоте. Какое великолепное зрелище открылось в этой свободной от тумана узкой полоске! Болото лежит в тяжелой, свинцовой синеве, впаянное в зелень. А окружающие его кочки похожи на маленьких гномов, охраняющих богатство сказочного водоема. Кажется, вот сейчас из воды появится добрая фея, раскроет белые кувшинки на воде и начнется сказка…

В просвете появляется что-то живое, но это не добрая фея, а какое-то длинное, несуразное существо, напоминающее крупную птицу с откинутыми кверху крыльями. Да ведь это наш сохатый! Его огромная туша скрыта под водой, видна только рогастая голова, да иногда всплывает темная полоска спины. Кто бы мог поверить, что это грузное на суше животное так ловко и быстро плавает в воде. Как легко шныряет он по зеленым закоулкам болота, срывая припотевшую листву. Ни разу не прислушался, не осмотрелся, будто купается под охраной надежных сторожей.

Боюсь, Пашка выйдет из повиновения и спугнет лося. Все, что досталось ценою почти бессонной ночи, пропадет. Молча охватываю его обеими руками, прижимаю к себе, и мы вместе не сводим глаз со зверя. Он все ближе подплывает к нам.

Где-то над болотами луна, но под туманом сырой сумрак. Сохатый обшаривает противоположную кромку болота и, когда его нога касается дна, поворачивает назад, к глубине. Вижу, как он пытается подняться на плавучий остров, подминает его под себя и неожиданно исчезает вместе с ним под водой. Заметна только едва движущаяся по поверхности полоска спины.

Не часто такое увидишь!

В воде сильно булькнуло, и на поверхности появилось множество пузырьков: это зверь сделал выдох под водой. Еще несколько секунд, и вместе с островком всплывает голова сохатого с охапкой водорослей во рту. И даже теперь, когда шумно стекающая с головы вода выдает его присутствие, лось не осматривается, не прислушивается.

Он спокоен, видимо, тишина болота никогда его не подводила.

Застыв на одном месте, зверь долго жует, тихонько причмокивая толстыми губами. Хорошо ему ночью в прохладной воде, под плотным сводом тумана…

Но вот ветерок налетел на болото с нашей стороны. И мгновенно сохатый насторожился, почуяв присутствие человека. Его охватывает страх. Он гребет изо всей силы всеми четырьмя ногами к противоположному берегу, шумно дышит. Пашка вскакивает, валит скрадок, бросается к болоту, но тут я ловлю его за штанину, удерживая, подминаю под себя.

Между тем какая-то неудержимая сила выносит зверя на твердый берег, и он ныряет в туман. В узком просвете между землей и туманом мы видим только мелькающие ноги.

И тут все живое вдруг ополчается против нас. Кряковые, чирки, гуси, кулики поднимают протестующий крик — кто посмел нарушить покой тихих болот?!

Пашка освобождается из моих объятий, смотрит на меня исподлобья, хитро улыбается.

— Куда тебя понесло, зачем к болоту рванулся? — спрашиваю я, усаживаясь на свое место.

— Эх, оседлать бы его в воде! Вот прокатился бы!

— Да ты что, в своем уме? На нем, парень, в беге не удержаться — ветром сдунет!

— Так уж и сдунет? Только бы оседлать… А чего вы не стреляли?

— У меня нет разрешения на отстрел. Да и зачем он тебе мертвый? И без стрельбы чего только не насмотрелись. Спасибо, Пашка, что притащил меня сюда.

Уходит тьма. Ветерок прорвался в перелесок, ласково коснулся лица. Туман закачался, тронулся, словно ледоход.

В разводьях заголубело чистое небо.

В зеркале болота потухают звезды. За горами властно нарождается день, а с ним пробуждается природа. Свет гонит с земли ночную истому и все больше озаряет мир, наполняет его суетою, криками обрадованных птиц, запахом хвои, цветов, влажной земли.

Над нами, встречая восход, кружится черный коршун, изредка роняя на землю свое грозное: «Кью-ю-ю… Кью-ю-ю…» Лесной ветерок доносит из-за болот стон кроншнепа: «Ку-у-лик… Ку-у-лик…»