Владимир Журавлёв-Даманский - Бортжурнал КСП

Владимир Фёдорович Журавлёв-Даманский

Шла по тропинке девочка, напевала веселую песенку и была счастлива оттого, что день сегодня такой тёплый, что зацвели тюльпаны, что вокруг раскинулась зелёная чаща, а деревья сомкнули густой шатёр над головой; что высоко в ветвях поют голосистые цикады, а тропинка, по которой она идёт, пятниста от солнечных зайчиков.

Шла по тропинке девочка, пела свою незатейливую песенку и не знала, что за поворотом её ждут.

- А-а-а, Волчиха, попалась! Отдавай цветы!

На тропе стоял мальчишка, в его руках была крепкая палка. Девочка оборвала песенку на полуслове, остановилась и прижала к груди букет тюльпанов.

- Не лезь, Яшка! Не отдам!..

Мальчишка поднял палку, готовясь нанести удар:

- Хуже будет! Отдавай тюльпаны!

Зазвенела тугая тетива, свистнула быстрая стрела, и поднятая палка упала к ногам мальчишки.

- Бурый! — испугался Яшка.

- Вовка! — обрадовалась девочка.

Ветки кустарника раздвинулись, и на тропу вышел высокий плечистый мальчишка лет четырнадцати, держа наготове лук.

- Что, Яха, фокус не удался? — спросил насмешливо.

Яшка боязливо оглянулся, собираясь со всех ног рвануть по тропинке к селу, но на пути у него уже стоял закадычный друг Бурого Димка Зайцев. Мальчишка втянул голову в плечи: бежать было бесполезно.

- Я только попугать хотел, — хмуро сказал Яшка.

- Разве так пугают? — спросил Вовка. — Пугают вот так...

Он натянул тетиву до отказа, целясь Яшке в лицо.

- Проси пощады! А то стрелу меж глаз получишь...

- Вовка, сдурел! Вовка! — Яшка в страхе попятился от грозного лучника, закрывая лицо руками.

Девочка звонко рассмеялась.

- Не нравится? А как сам налетаешь? Оставь его, Вовка.

Вовка опустил лук, ослабил тетиву. Яшка боязливо косился на него:

- У тебя всегда такие шуточки... А если стрела сорвётся?

- Одним поганцем будет меньше, — отозвался Вовка. — Не бойся. Эта стрела с резиновым наконечником. Только шишка будет...

- А если в глаз? — торговался Яшка.

- Не вылупляйся на стрелы.

Вовка поднял Яшкину палку, выдернул из неё стрелу и показал Яшке:

- Вот если эту пустить в лоб — насквозь пробьёт.

Он сунул стрелы в колчан и спросил девочку: — Какое наказание он заслужил, Танька?

Девочка презрительно оттопырила губу:

- Презрение. Пускай идёт своей дорогой.

Вовка улыбнулся, довольный ответом.

- А ты, Димка, что скажешь?.. — спросил друга.

- Пусть летит без оглядки, — последовал ответ.

- Беги, Яха! Да запомни, тронешь ещё раз Таньку или другую девчонку — пощады не жди. Сам видишь — бью без промаха!

Яшка торопливо шёл по тропе, то и дело оглядываясь, и все норовил перейти на крупную рысь. Отойдя па безопасное расстояние, он обернулся и крикнул на весь лес:

- Пират! Предатель!

Вовка рванул тяжёлую стрелу из колчана.

- Захабёнок!

И не успела Танька глазом моргнуть, стрела коротко свистнула, и Яшка упал...

А вечером Вовка сидел напротив отца и, не глядя на него, хмуро твердил:

- Я его прибью, папа... Я его прибью...

- За что? — спрашивал отец. — Что он тебе сделал?

Вовка повторял с обидой:

- Он знает за что... Он знает... Пусть спасибо скажет, что не боевая стрела попалась...

- Знаешь, Владимир, — рассердился отец, ещё кто-нибудь нажалуется мне — об тебя лук изломаю. Ты пионер, а не пират, понял?

Вовка поднял голову:

- Он меня предателем обозвал, папа. Разве я виноват, что мой дядя — предатель?

Отец только вздохнул, опуская рано поседевшую голову.

- Не верь этому, сынок, — ответил тихо. — Такие ребята, как Вадим и Костька, не могли стать предателями. Никто не знает, что произошло в фашистском застенке. Никто не видел их после побега Кузьмы. Никто не видел, как бежал Кузьма... Не верь, сынок, понимаешь — не верь. Наговорить на человека очень легко. Подлецы на такое способны. А Кузьма Захаба именно тот тип. Ради своей шкуры готов живого в гроб загнать, не то что оклеветать мёртвого! Клевета — это оружие подлецов, подобных Кузьме, — запомни, Вовка. И ещё одно знай: нет никаких доказательств того, что Кузьма в чём-то замешан. Он вне всяких подозрений. Во-первых, ему в ту пору было четырнадцать лет; во-вторых, он — один-единственный живой свидетель... Но подлецы всегда трусы, Вовка, от своего имени не выступают... Он и Вадима с Костькой оклеветал для того, чтобы снять с себя даже намёк на подозрение. А в лесники, думаешь, зачем подался? Чтобы не торчать на глазах у людей. Чтобы подальше от них быть. Ненавидит он людей, сынок. Ох, как ненавидит. Только виду не показывает. Добродушным прикидывается...

Он помолчал немного.

- А драться не нужно. Не спорь с глупцами. Мне тоже несладко было. Вернулись в село после войны — косятся на нас люди: полсела в партизанах было. Я лез в драку с каждым, кто обвинял Вадима и Костьку в предательстве. А что изменилось? Кузьма как чернил, так и чернит их имена. — И добавил с сожалением: — Если бы удалось найти бортжурнал, он открыл бы людям правду...

Вовка насторожился:

- Ты никогда не говорил о бортжурнале, папа. Что это?

Отец улыбнулся и глянул на сына ласково:

- Когда-то я поклялся Вадиму, что унесу в могилу тайну бортжурнала. Я видел его случайно. Кое-что прочёл. Вадим вёл в нем записи, как в дневнике. Думается мне — бортжурнал спрятан в тайнике на озере, если только уцелел...

- И ты не искал его? — спросил сын.

- Искал, — ответил отец. — Искал долго, да что толку? У меня не было верных друзей — брат предателя. А в одиночку не налазишься по кручам...

Мальчик встал и решительно расправил плечи:

- Я найду, папа. И тайник найду, и бортжурнал. У меня есть верные друзья!..

Лес начинался у самого села, густой, сумрачный, настороженный. Отряд красных следопытов продвигался в глубь леса по едва заметной старой тропе, сквозь густые заросли боярышника и цепкого держи-дерева, перепутанные лозой дикого винограда, плюща и ежевикой.

В лесу было сыро, стояла тишина. Лишь зоркие сороки, перелетая с вершины на вершину, оглашали окрестности скрипучим стрекотом да хрипло кричала вспугнутая сойка.

Вёл отряд невысокий плотный мужчина в тужурке из зелёного армейского сукна и грубых солдатских ботинках, с двуствольным ружьём за плечами. Следом за ним, осторожно раздвигая колючие ветки, шла девушка — пионервожатая — в голубой испанке, из-под которой выбивались светлые волосы, в голубой кофточке, с красным галстуком на груди.

За девушкой, след в след, шли школьники: мальчишки в голубых рубахах и зелёных шортах, с рюкзаками на плечах; девочки — налегке — в таких же, как на вожатой, кофточках и зелёных юбках. Голубые испанки с красными звёздами придавали школьникам праздничный вид.