Эмиль Офин - Форпост «Зоркий»

Петров говорил, а сам украдкой поглядывал на Инну Андреевну. Щеки у неё порозовели, глаза смотрели настороженно, — пожалуй, надо ей все как следует объяснить, а то ещё, чего доброго, перепугается насмерть.

Но она не испугалась. Наоборот, упрямо, без всякого смущения подтвердила:

— Да, не знала. Ну и что же? Все равно не поверю, чтобы эти ребята занимались чем-то плохим. Скорее всего какую-то игру придумали. В конце концов, им ещё пятнадцати нет и они такие фантазеры! В особенности Сима Воронов.

Слова учительницы прозвучали уверенно и, пожалуй, даже немножко гневно. Петров улыбнулся.

— А вы, оказывается, за ваших птенцов горой стоите. У меня в свое время такой учительницы не было. — Он помолчал. — Вот вы, товарищ Алиева, педагог, стало быть, передовой человек, а взгляды у вас, извините, отсталые. Во всяком случае, на нашего брата. Ну, скажите, почему, если милиционер заинтересовался вашими ребятами, значит, они обязательно творят что-то плохое?

Учительница сразу остыла, смутилась немножко, задумалась; в самом деле, почему?

В кабинете наступила тишина. Только откуда-то доносились стройные ребячьи голоса. Это в зале шла спевка школьного хора.

— Кстати, товарищ Алиева, у Воронова есть прозвище Шестикрылый. Откуда оно?

Инна Андреевна засмеялась:

— В этом тоже нет ничего плохого. Видите ли, его имя — Серафим, а у Пушкина есть стихотворение…

— «Пророк»? — Петров хлопнул себя по лбу. — Как это я сразу не догадался? Ну конечно, «Пророк».

Милиционер и учительница весело посмотрели друг на друга, словно какая-то преграда между ними вдруг исчезла.

— Простите… Какое у вас образование, товарищ Петров?

— Кончил педагогический техникум.

— А почему же работаете в милиции?

— Так вышло. Случай один был… — Петров взял со стола фуражку.

— Погодите. Как же с моими учениками? Чем они все-таки занимаются на этом чердаке?

— Да, чего же это я?.. — Петров опять снял фуражку и уселся поплотнее. — Сейчас все вам расскажу. У меня насчет ваших ребят есть один план. Понимаете…

Он не успел договорить: в кабинет вошла молодая женщина. Уже с порога она заговорила быстро и взволнованно:

Инна Андреевна, голубушка, пришла к вам посоветоваться. Мой-то, мой бездельник что творит… — Увидев лейтенанта милиции, она смутилась, замолчала.

— Здравствуйте, Вера Васильевна. Да вы скажите толком, что случилось?

Поглядывая с опаской на Петрова, женщина сказала нерешительно:

— Как же не случилось… Давеча в магазине какой-то мальчик хотел у меня сумку вырвать. Вот я и расстроилась… Не из-за сумки — бог с ней! А ведь и мой таким стать может. Без отца растет. А я полный день на работе.

— Да ну, что вы, Вера Васильевна! Какие у вас основания?

— А такие… — Вера Васильевна озабоченно нахмурила свое румяное лицо с родинкой на щеке, расстегнула пальто и вынула из кармана белого халата листок бумаги. — Этот стишок я у него в тетрадке нашла. Вы послушайте, слова-то какие: «… Не только чернилами, кровью напишем!..» Представляете, кровью?..

Петров взял листок и принялся рассматривать его. Учительница тоже задумалась. А Вера Васильевна встревоженно продолжала:

— Все пристает: купи фотоаппарат. Может, и правда купить: занялся бы делом. А то невесть что творит. Вот сегодня, к примеру, прихожу я домой с дежурства, вижу — на кухне все банки раскрыты!

— Какие банки?

— Обыкновенные, стеклянные. У меня к празднику было припасено: огурцы, горошек, варенье, майонез… Все раскрыл! И крышки невесть куда девал…

— Крышки? — неожиданно перебил Петров. — Простите, гражданка, где вы живете?

Вера Васильевна замялась, вопросительно взглянула на учительницу. Та успокоила её взглядом и сама назвала адрес.

— Так я и думал. — Лейтенант ткнул пальцем в свою записную книжку и приблизил её к глазам Инны Андреевны. — Это как раз тот дом, где ваша троица орудует. — Он помолчал, что-то соображая.

Вера Васильевна побледнела.

Клим сидит у окна. Окно выходит во двор; там, внизу, желтеет, небольшой садик. В садике играют ребята. Они качаются на качелях, гоняют мяч. Ещё в садике есть кирпичный домишко. Совсем недавно в нем помещалась домовая контора. Там усатый дядька с выпученными глазами ставил печати на всякие справки и кричал на ребят, зачем они топчут газоны. Теперь контора переехала в другое помещение, а кирпичный домишко ремонтируют — чинят крышу, белят стены, вставляют стекла.

Это все внизу, во дворе. А наверху, на соседней крыше, между трубами виднеется полукруглое чердачное окно. Если выглянуть из того окошка, увидишь почти весь город: набережную, буксиры на реке, мосты и много, много улиц; по улицам ползут трамваи, движутся автобусы, а люди шныряют туда-сюда. Очень интересно смотреть; лучшего наблюдательного пункта и не придумаешь! Жаль, фотоаппарата нет, а то можно было бы весь город сфотографировать. Раньше Клим тайком от мамы забирался на этот чердак и даже иногда отваживался вылезать на крышу, правда, только одною ногой, и при этом держался обеими руками за раму окошка.

Но все-таки это достижение. Вряд ли кто из ребят решился бы на такое.

Клим считал себя хозяином чердака. На чердаке таинственный полумрак, запах нагретого железа и мягкая труха под ногами. Солнечный луч пробивается из окошка, кишит пылинками. За толстыми деревянными балками — большой старый ларь, на дне ларя — перепрелые веревки. А что, если сейчас забраться на чердак?

Клим прислушивается к звукам, доносящимся из кухни. Это мама там возится, печет что-то. Чего она так торопится? Пришла с дежурства, даже свой белый халат не убрала, бросила прямо на стул и сразу — в кухню. Эх, и скучное же сегодня воскресенье! Скорее бы оно прошло!

В комнату входит мама. Она не обращает на Клима никакого внимания, только сердито гремит посудой.

— Мам, я хочу гулять…

— Не пойдешь, пока не скажешь, зачем банки пооткрывал.

— Я больше не буду… Все ребята во дворе, мам.

— А куда крышки девал? Теперь все испортится. Вот вредитель!

Клим молчит. Мама снова уходит в кухню, хлопнув дверью.

Эх, и скучища! Не везет Климу последнее время. А все началось после возвращения из лагеря. Там-то было хорошо. Там Клима не все считали маленьким, его. даже приняли в фотокружок, в котором занимались и восьмиклассники. За лето Клим здорово вырос — вот на дверном косяке отметки: до и после лагеря — целых два сантиметра! Кроме того, Клим сильно загорел. Ребята говорят, что, если не мыться, загар продержится всю зиму. Но разве мама понимает в этом что-нибудь? Она так трет мочалкой — какой уж тут загар!

Когда Клим вернулся в город, он полез на свой чердак. Но тут его ждали всякие новости: во-первых, на чердачной дверке кто-то нарисовал мелом букву Ф. Пока Клим думал, откуда она взялась, на лестнице послышались чьи-то шаги. Тогда Клим бросился в темный угол чердака и притаился там за старым листом фанеры.