Ая эН - Ёлка, которая пароход

Вообще-то он врал. Как можно заслушаться классикой, да еще в таком жутком исполнении?

– Привет, – ответила Вика.

«Ты на меня не злишься?» – хотела сказать она, но не сказала.

«Ты на меня не злишься?» – хотел спросить он, но промолчал.

Еще Вика собиралась сказать: «Извини, что я тебя обозвала!», но опять не раскрыла рта.

А Петя еще хотел произнести практически то же самое, но не успел собраться с духом. Открытку с елко-пароходом он держал за спиной. Точнее – за попой. Вика не обращала внимания на то, что он прячет одну руку за попой. Она смотрела в сторону и тоже в пол. Петя все-таки заметил, что она ревела.

– Я… – сказал Петя, – я хотел спросить… Ты что за вещь играла?

Он, конечно, совсем не об этом хотел спросить.

– Реквием, – прошептала Вика. – Моцарта. Петя молчал. Он планировал начать разговор иначе и теперь лихорадочно соображал, как вывернуть на подготовленную фразу.

– Это очень известное произведение, – продолжила Вика.

Петя кивнул. Надо было красиво извиниться и спросить об открытке. Но извиниться красиво-картинно мешала совесть, верная подруга стыда. Эти двое требовали какого-то другого извинения, не киношного, без подготовки.

– Я играла его деду, в смысле – твоему деду. На вашем рояле. На нем совершенно иначе звучит.

– Да, – сказал Петя.

Он как-то не очень уверенно это сказал, и Вика подумала, что это было не «да…», а «да?», и с жаром продолжила:

– Да! Еще как иначе! Не веришь?

Петя пожал плечами. Теперь извиняться было бы совсем глупо.

– Я могу сыграть то же самое на рояле, и ты обязательно почувствуешь разницу! – заявила она.

– Ну, если ты не устала… – Петя подумал, что на своей территории ему будет проще расспрашивать о том дне, когда он стал гением.

– Что ты! – улыбнулась сквозь почти уже не блестящие глаза Вика. – Какое там «устала»! Я несколько часов спокойно могу играть. А если перед концертом или экзамом, так и весь день.

«Ужас!» – подумал Петр.

Они вошли в квартиру деда. Вика, переступив порог, закусила губу, но плакать не стала. Прошла сразу к роялю. Открыла крышку, села, вздохнула.

«Некрасивая она, – подумал Петя. – Может, потому, что с красным носом? И глаза опухшие… Нет, все равно так себе, на троечку. Но стройная. А раньше вроде толстухой была. Или нет? Не помню…»

Вика уронила голову на грудь и продолжала не играть.

– Тебе чаю налить? – предложил Петя.

– Не. Я собираюсь. Я сейчас.

– А… Ну, я все же налью, пока ты собираешься.

Не успел он выйти, как Вика начала. Собралась, наверное. Петя заваривал на кухне чай, а Вика играла. На этот раз вроде без ошибок. «Ничего, выучила все-таки!» – подумал Петя. Потом он еще подумал, что неприлично торчать на кухне, пока для тебя играют. Быстро плеснул не успевшую закипеть воду в чашки и вернулся с ними к роялю.

Вика, кажется, и не заметила, что он выходил. Ее рот был полуоткрыт, а глаза блуждали, словно по комнате летала муха, и Виктория следила за ее полетом. С приветом девушка. На Петю накатила вторая волна стыда: он, гений, обидел не просто постороннюю девушку, но еще и убогую.

– Ну вот, – сказала Вика, положив руки на колени. – Примерно так.

– Да-а… – неопределенно протянул Петя. – Круто. Просто очень круто. Просто вообще респект. Однозначно.

Вика молчала. Петя понял, что комплимент надо продолжить.

– Ты, наверно, много занимаешься? Седьмой класс заканчиваешь, да? – Половину девчонок из их класса заставляли учиться в музыкалке-семилетке, они выли и считали недели и дни до ее окончания.

– Нет, ты что? У меня десять лет, я уже заканчиваю. Буду в Москву поступать. То есть в Москве.

Вика, казалось, была удивлена вопросом о классе. Совсем чумовая девица! Разве Петя обязан знать, в каком классе какие произведения играют? Он же не в музыке гений, в конце концов!

– Тебе дед разве ничего не рассказывал? – продолжала удивляться Вика.

«Нет», – хотел чистосердечно признаться Петр, но сообразил, что нельзя.

– Мне дед много о чем рассказывал, – уклончиво ответил он. – Но…

– Ясно, – перебила Вика. – Не рассказывал. Я у него на этом рояле занималась. Не все десять лет, но последние пять – каждый день. И Иветта Пална сюда приходила. Это мой репетитор. Дополнительно к основным занятиям.

«Сдохнуть, дополнительный репетитор по роялю!» – вздрогнул Петя.

– Она вообще-то, как все, дома работает. Но, увидев такой инструмент… И потом, ей близко, буквально через дорогу. Она милая… Да ты же ее видел, она была на похоронах. Помнишь такую, в черном манто, с лилиями. Петя не помнил.

– Они с дедом подружились очень.

«Еще б влюбились друг в дружку на старости лет, ага!» – подумал Петя.

– А может, даже у них и любовь была, – добавила Вика. – Только разгореться не успела.

«Это хорошо, что не успела, – решил Петя. – А то бы охмурила деда, оформила брак, и ку-ку – библиотека…»

– Да-а, – произнес он. – Если эта твоя Пална была такая милая, то жалко, что не успела.

– Почему «была»? Она и сейчас есть. Мы с ней и дальше заниматься планируем.

– На этом рояле? – напрягся Петя.

Вика криво усмехнулась, но сдержалась, ответила спокойно:

– Нет, конечно. Вы ж теперь его в Москву возьмете… Или квартиру сдавать будете… Или продадите…

– Мы не будем продавать квартиру! – быстро ответил Петя, этот вопрос обсуждался родителями еще по дороге в Питер, и хотя Петя спал на заднем сиденье, все отлично слышал.

– Я имела в виду – рояль продадите, – пояснила Вика.

– А…

– Или подарите…

О рояле предки вроде разговоров не вели.

– А ты хочешь этот рояль? – спросил Петя. Вика вспыхнула:

– Ну, знаешь! Я этого не говорила!

Петя растерялся: как с такой неадекватной особой разговаривать? Простой вопрос, хочет ли она купить этот рояль, если его будут продавать. И такая реакция!

– А что тут такого? – спокойно, как разговаривают с больными в психушке (а как с ними разговаривают, кстати?), он пояснил свою мысль: – Ты же занималась на этом рояле пять лет, он тебе стал как родной, получается. И деда Петю ты хорошо знала. Что ж такого в том, что ты хочешь, то есть в том, что ты, возможно, можешь захотеть купить этот инструмент на память…

Вика опять вспыхнула в какой-то момент, но сдержалась. Некоторое время она молчала, внимательно смотрела на Петю и словно что-то решала для себя. «Наверное, считает, хватит ли у них денег!» – понял Петя. Секунд чрез тридцать, что-то решив, Вика сказала:

– Нет. Я больше никогда не смогу на нем играть.

Петя понимающе кивнул. Откуда, действительно, у Вики или ее мамы может взяться куча бабла на этот рояль? Петя помнил, что живут их питерские соседи бедно. Ну, не бедно, может, но очень средне.

– Если можно, я возьму на память о дяде Пете ноты, – вдруг попросила Вика. – Конечно, если они вам не нужны.