Р. Стайн - Возвращение мумии

— Какая гадость, — прокомментировала Сари, скорчив рожу. Она хлопнула дядю Бена по спине. — Шикарный подарок, папа. Дохлый жук. Напомни, чтобы под Рождество я не отпускала тебя за подарками!

Дядя Бен засмеялся. Потом снова повернулся ко мне.

— Священный скарабей пользовался у древних египтян огромным почетом, — сказал он и, повертев кулон в пальцах, уронил его мне на ладонь. — Они верили, что скарабей дарует бессмертие.

Я изучал темный панцирь жука, шесть колючих ножек… все сохранилось идеально.

— Скарабей даровал бессмертие, — продолжал дядя. — Но укус скарабея означал мгновенную смерть.

— Жуть, — пробормотала Сари.

— Выглядит здорово, — сказал я. — Неужели ему и впрямь четыре тысячи лет?

Он кивнул.

— Надень его на шею, Гейб. Может, в нем еще сохранилось немного былого волшебства.

Я надел шнурок через голову и спрятал кулон под футболку. Янтарь приятно холодил разгоряченную кожу.

— Спасибо, дядя Бен, — сказал я. — Чудесный подарок.

Он вытер вспотевший лоб платком.

— Идемте в палатку и выпьем чего-нибудь холодного, — предложил он.

Мы прошли всего несколько шагов… и остановились, увидев странное выражение на лице Сари.

Она дрожала всем телом. Разинув рот, она показала пальцем на мою грудь.

— Сари, что такое? — воскликнул дядя Бен.

— С… скарабей, — заикаясь, проговорила она. — Он… сбежал! Я сама видела! — Она ткнула пальцем куда-то вниз. — Он там!

— Что? — Я отвернулся от нее и нагнулся, ища скарабея.

— Ой! — вскрикнул я, почувствовав, как что-то больно впилось в тыльную сторону моей ноги.

И понял, что скарабей укусил меня.

Я испуганно охнул, а в голове тут же пронеслись слова дяди Бена.

«Скарабей даровал бессмертие. Но укус скарабея означал мгновенную смерть».

Мгновенную смерть?

— Не-е-е-е-ет! — взвыл я и обернулся.

И увидел Сари, стоящую на коленях. Она ухмылялась. Рука ее была вытянута.

Я понял, что это она ущипнула меня за лодыжку.

С колотящимся сердцем я выхватил кулон из-за пазухи и вгляделся в прозрачный оранжевый камень. Скарабей неподвижно покоился внутри, как и было все четыре тысячи лет.

— А-а-а-а-а-а-а! — в бешенстве взревел я. Больше всего злился я на себя.

Неужели я так и буду попадаться на любую дурную шутку, какую дядя Бен и Сари вздумают со мною сыграть? Если так, это будет чертовски длинное лето.

Мне всегда нравилась моя кузина. Не считая тех случаев, когда она доставала меня с состязаниями или слишком уж задирала нос, мы с ней всегда прекрасно ладили.

Но теперь мне хотелось от души ей врезать. Или хотя бы сказать ей что-нибудь гадкое.

Однако ничего достаточно гадкого в голову не приходило.

— Это было свинство, Сари, — хмуро произнес я, убирая кулон под футболку.

— Да, это было… а впрочем, нет! — отвечала она, страшно довольная собой.

Той ночью я лежал на спине на своей узенькой койке, уставившись в низкую брезентовую крышу, и прислушался. Прислушивался к шелесту ветра о полог палатки, к тихому поскрипыванию колышков, к хлопанью парусины.

Не думаю, что мне когда-либо в жизни было так не по себе.

Повернув голову, я видел бледный свет луны, пробивающийся сквозь щель в пологе. Видел стебли сухой пустынной травы, пронизывавшие песок. Видел мокрые пятна от ночной росы, расплывающиеся на стене палатки над моей койкой.

«Мне ни за что не уснуть», — с горечью подумал я.

Я взбивал плоскую подушку раз, наверное, двадцать, пытаясь сделать ее хоть чуточку мягче. Одеяло из грубой шерсти царапало подбородок.

Мне и прежде случалось ночевать вдали от дома. Но всегда я спал в нормальной комнате или в гостиничном номере. А не посреди безжизненной песчаной пустыни в крошечной брезентовой палатке, трепещущей на ветру.

Мне не было страшно. Всего в нескольких футах от меня на противоположной стороне палатки храпел на своей койке мой дядя.

Только тревожно. Очень, очень тревожно.

Так тревожно, что в охватившем меня напряжении я мог расслышать негромкий шелест пальм снаружи. И тихое шуршание шин, когда вдали по шоссе проезжал автомобиль.

А еще я слышал гулкие удары собственного сердца, когда что-то зашевелилось у меня на груди.

Я был так напряжен, что сразу это почувствовал.

Всего лишь щекотка. Быстрое, едва заметное движение.

Этому было единственное объяснение. Скарабей шевелился в янтарном кулоне.

На сей раз — без шуток.

Никаких шуток. Он шевелился.

Сбросив одеяло, я нашарил в темноте кулон. Вытащил его на свет. И долго смотрел на жука внутри — черного узника оранжевой темницы.

— Ты двигался? — прошептал я ему. — Ты шевелил ногами?

Внезапно я почувствовал себя очень глупо. Зачем я шепчусь с четырехтысячелетним насекомым? С чего я вообще решил, что оно ожило?

Досадуя сам на себя, я заправил кулон обратно под ночную рубашку.

Я понятия не имел, сколь важным в скором времени станет для меня этот кулон.

Я понятия не имел, что он хранит в себе тайну, способную спасти мне жизнь. Или погубить меня.

Когда я проснулся, в палатке от жары было не продохнуть. Яркий солнечный свет лился через распахнутый полог. Щурясь от солнца, я протер глаза и потянулся. Дядя Бен уже ушел.

Моя спина ныла. Койка была такой жесткой!

Но я был слишком взбудоражен, чтобы беспокоиться о спине. Этим утром я отправлюсь в пирамиду, окажусь у входа в древнюю гробницу.

Я надел чистую футболку и вчерашние джинсы. Заправил кулон со скарабеем под футболку. Затем я осторожно вложил маленькую руку мумии в задний карман джинсов. С кулоном и рукой мумии я хорошо защищен, убеждал я себя. Уж в этой-то поездке точно ничего дурного не случится.

Я пару раз пробежался расческой по своей темной шевелюре, надел черную с желтым кепку с эмблемой «Мичиганских Росомах». После чего поспешил в палатку, что служила в лагере столовой — завтракать.

Над растущими вдалеке пальмами плыло раскаленное солнце. Желтые пески пустыни сияли в его лучах. Я вдохнул полной грудью свежий воздух…

Фу. Да тут рядом, похоже, верблюды, решил я. Воздух оказался не таким уж и свежим.

Дядю Бена и Сари я обнаружил в палатке-столовой, они сидели в конце длинного стола и завтракали. Дядя Бен был одет в свои обычные мешковатые брюки и белую спортивную рубаху с короткими рукавами и пятнами от кофе на груди. Сари стянула свои длинные темные волосы в хвост. На ней белые теннисные шорты были и ярко-красная майка.

Когда я вошел в палатку, они поприветствовали меня. Я налил себе стакан апельсинового сока и, за неимением хлопьев, взял себе миску каши из отрубей с изюмом.

На другом конце стола завтракали трое дядиных рабочих. Они оживленно обсуждали предстоящее дело.