Сергей Жемайтис - Ребята с Голубиной пади

Левка закрыл книгу и сел за парту.

Жирбеш долго не мог успокоиться, он быстро ходил по классу, время от времени выкрикивая отрывистые фразы:

— Забылись!.. Палка им нужна, кнут, а не гимназия…

Наконец он остановился у кафедры и медленно опустил палец на раскрытый журнал.

Класс замер.

Жирбеш вызывал к доске «по жребию». Горе было тому гимназисту, на чью фамилию в припадке гнева опускался его костлявый палец с желтым ногтем: доставалось даже любимцам учителя.

— Остряков!

Левка встал и пошел к доске.

— Я бессилен против судьбы. Видимо, Немезида карает меня за грехи, вынуждая выслушивать ваши ответы. Но делать нечего. Расскажите нам… — Жирбеш нахмурился, придумывая, какой бы каверзный вопрос задать Острякову.

Взяв указку, Левка подошел к карте. Остряков ненавидел Жирбеша, но география была его самым любимым предметом.

Левка ждал.

Но Жирбеш, видимо, забыл о нем. Склонив голову набок, он прислушивался. С улицы, медленно нарастая, шел гул, словно с моря на город хлынули волны и, глухо урча, мчались по улицам. Гимназисты приподнялись на партах.

Наконец взгляд учителя остановился на окне. Оно было неплотно прикрыто.

— Почему не закрыто окно?

— Не закрывается, Петр Андреевич, — вскочил дежурный.

— Стоять весь урок! — приказал Жирбеш дежурному, а сам пошел к окну и стал изо всех сил давить на раму.

Окно не прикрывалось. Тогда он открыл его и с такой силой захлопнул, что на пол посыпались осколки стекол. И сразу за этим тревожным звоном в класс ворвались «Марсельеза» и торжественные голоса медных труб. Свежий ноябрьский ветер начал листать страницы журнала и загнул угол карты.

Несколько учеников подбежали к окну. Левка, все еще держа указку в руке, тоже выглянул из окна.

Внизу, заполнив всю улицу, плыли красные полотнища, желтели трубы оркестра, мелькали кепки, шапки, платки.

В знаменосцах, шедших за оркестром, Левка узнал отца и дедушку.

— Ура-а! — закричал Левка и тотчас почувствовал боль в плече и уловил противный запах пота и каких-то духов. Так пахло от племянника Жирбеша Игоря Корецкого — скаутского заправилы.

Корецкий и еще несколько скаутов оттащили Левку от окна.

— Прекрасно! Великолепно! Волчонок почуял приближение стаи! — Жирбеш желчно засмеялся и сказал Левке: — Можете идти к вашим. Туда! — Жирбеш вытянул руку к окну и вдруг пронзительно закричал: — Вон! Чтобы духу твоего здесь не было!

Левка стал поспешно укладывать книги в ранец. Подняв глаза, он заметил трусливую растерянность на лицах своих недругов.

«Испугались! Испугались! Теперь будет все по-другому!» — подумал он.

Левка вышел из класса и побежал по гулким коридорам гимназии.

— Ты куда, Орешек? — встретил Левку в раздевалке сторож.

Старик любил Левку. За независимый характер и частые стычки со скаутами он прозвал его Орешком.

— Скорей шинель, Иван Андреевич!

— Никак выгнали?

— Жирбеш…

— Пустяк все это, Орешек. Слышишь, как город заговорил? Шутка ли, рабочая власть утверждается. Запомни сегодняшний день. Орешек!

— Запомню!

— Ну беги, догоняй наших!

— До свидания, Иван Андреевич!

По улицам шли рабочие из портовых мастерских, матросы, грузчики. Поперек колонн на ветру упруго выгибались красные полотнища с надписями: «Вся власть Советам!», «Мир хижинам, война дворцам!»

Перегоняя демонстрантов, бежали ребята. На Китайской улице Левка встретил своего друга Колю Воробьева.

— Левка! Я думал, тебя не пустят. Ваша гимназия буржуйская! А наше ремесленное училище все здесь!

Левку окружили мальчики в рваных телогрейках, в матросских бушлатах с рукавами чуть не до земли.

— Пошли! — нетерпеливо рвался вперед Коля.

— Вот что, ребята. Идемте не кучкой, а по-настоящему, по-рабочему, как все, — предложил Левка.

— Строем?

— Да. Стройся по четверо. За мной!

Левка повел свой отряд между ротой солдат и колонной грузчиков.

— Гимназист, а молодец! — сказал кто-то из солдат. — Наш, видно, парень.

— Конечно, наш! С Голубинки! — ответил Коля.

Солдат, что похвалил Левку, прокашлялся и запел:

Смело, товарищи, в ногу, Духом окрепнем в борьбе…

Песню дружно подхватили солдаты, за ними грузчики, и она поплыла над колоннами демонстрантов.

Звонкие голоса мальчиков вплелись в густые, торжественные звуки боевой революционной песни.

Колонна демонстрантов вышла на Светланскую улицу и влилась в бесконечный поток людей. Шли рабочие из портовых мастерских, железнодорожники, матросы с военных и торговых кораблей. Знамена, флаги, красные полотнища, мерно покачиваясь, двигались к вокзальной площади.

Когда колонна, к которой примкнули ребята, вступила на площадь, там уже шел митинг. Было тесно и ничего не видно, кроме серых солдатских спин да неба.

— Попали, нечего сказать, — недовольно пробурчал Коля.

На него зашикали.

— Пошли наверх! — прошептал Левка.

В один миг вся ватага растаяла в толпе. Левка с Колей тоже протиснулись к решетчатой ограде, за которой поднимались стволы тополей. Но ограду, ворота и ветви деревьев уже густо обсыпали зрители.

— Иди сюда, здесь есть места, — поманил Левку Коля к одному из деревьев и, подняв голову, крикнул: — Эй, братва, потеснись немножко! Нам ведь тоже послушать охота!

— Ты лезь, а буржуй пусть и не суется: так дам, что век будет помнить,

— донесся сверху простуженный мальчишеский голос.

— Да это свой. Что, не узнал?

— Свой?

— Да это Левка с Голубинки!

— Остряков?

— А кто же!

— Тогда пусть лезет, места хватит.

На дереве оказались мальчишки с Семеновской улицы. Они дружили с ребятами Голубиной пади, были их верными союзниками во всех походах и в битвах со скаутами.

Левка с Колей взобрались на толстый сук. Отсюда им открылась вся площадь, словно вымощенная кепками, бескозырками, солдатскими шапками. Трибуна, затянутая красным кумачом, поднималась возле самого вокзала.

На трибуне стояли люди, и кто-то из них говорил. Но обрывки горячих слов едва долетали до края площади. Зато совсем рядом была другая трибуна: груда желтых ящиков. На ней стоял матрос в распахнутом бушлате, он рубил воздух рукой с зажатой в ней бескозыркой и кричал:

— Да здравствует советская власть! Да здравствует товарищ Ленин! Ура, братва!

«Ура» подхватили так «дружно, что стая голубей над площадью круто взмыла в небо.

Затем выступал седой инженер, за ним высокий грузчик. После каждого выступления многоголосое «ура» снова прокатывалось над площадью.

Но вот, поблескивая очками, на ящики взобрался маленький человек в сером пальто и котелке.

Коля Дернул Левку за рукав:

— Это тот самый, с бородкой, что буржуев защищал.