Илья Миксон - Трудный месяц май

— Это нас ищут. Это к нам идут, — уверенно сказал Антон и потребовал зажечь последнюю свечу: — Огня! И — работать. За дело, ребята!

И когда они опять взялись за дело, исчезли и страхи, и странные видения, и пагубное ощущение безысходности.

Алена подсвечивала Антону и Ростику. Тени их и неподвижные тени от ящиков лежали на стене за штабелем. Вдруг Алена обратила внимание на то, что в одном месте тени обрывались по прямой. Не обрывались, а сливались с таким же черным прямоугольником.

За последним штабелем скрывался ход в следующее помещение или выход на волю.

Ребята лихорадочно снимали и откладывали в сторону ящики, пока не появилась возможность перелезть через последнюю преграду.

На этот раз они ничего не взяли с собой, лишь Антон, скорее машинально, чем преднамеренно, сунул за пояс сигнальный пистолет с инициалами Ораза Халитова.

Они торопились и шли вперед, не оглядываясь по сторонам. Да там ничего и не было заслуживающего внимания. Они шли по длинному ходу. Шли и — в какой раз! — опять уперлись в преграду.

Антон посветил во все стороны. Неприступные железобетонные стены. Вверху и внизу — тот же серый камень.

Спасение казалось таким близким, таким неоспоримым, что было вдвойне обидно и, как еще ни разу не было, страшно.

— Конец… — удивленно прошептала Алена.

— Теперь все, — тихим безразличным голосом приговоренного к смерти сказал Ростик, и плечи его сдвинулись.

— Не хныкать!

Антон оборвал их: ему еще мнилось, что не все потеряно, выход есть, еще чуточку — и спасены. Оборвал и сам опустился на пол, будто всю кровь из него сразу выпустили.

Так они и сидели, молчащие, подавленные, обреченные, не способные даже на слезы.

Антон не погасил свечу, от нее осталось меньше половины. Горячий воск стекал на пальцы и застывал, как на ледяных руках покойника.

— Когда я вырасту, обязательно стану учительницей, — заговорила Алена доверительным голосом. И голос, и мечтания ее прозвучали настолько противоестественно, что Антон с Ростиком тревожно переглянулись: не рехнулась ли? — Как Марь Петровна и Светлана Васильевна. Только не в младших классах, а в старших. Литературу преподавать буду.

Скажи она — арифметику или химию какую-нибудь, Антон утвердился бы в мысли, что девочка тронулась. Литература, русский язык — это для Алены.

— А вы кем будете?

Мало ли кем они собирались стать?…

— Я хотел… — начал Ростик и сглотнул.

— Не хотел, а хочу, — учительским голосом поправила Алена. — О будущем же говорим.

«Какое будущее?!» — в сердцах чуть не крикнул Антон.

Будущее. Конечно, о будущем думать надо. Мечтать, стремиться, добиваться! О прошлом нельзя забывать, но жить можно лишь будущим. А они носы повесили, разоружились, сдались без боя. Не они, Антон и Ростик, — Алена о будущем думает! И друзей своих из трясины безнадежности тащит. Как учитель, как командир.

— Я строителем буду! — с вызовом сказал Антон. — А ты?

Ростик давно все решил. Потомственный нефтяник, правнук, внук, сын нефтяника, Ростик тоже будет на заводе работать. К тому времени, когда он выучится на инженера, двадцатимиллионные АВТ придумают!

— Ладно, — щедро пообещал Антон, — выстроим тебе двадцатимиллионку!

— Только школу сперва окончить надо, — со значением произнесла Алена, — а мы тут сидим.

И так это она произнесла, будто они нарочно в могиле отсиживаются.

— Да, пора выбираться, — буднично сказал Антон и встал на ноги. Он поднял над головой огарок, посветил вокруг.

Со всех сторон давил мрачный бетон. С потолка свешивались мертвенно-бледные лохмотья. Стены заплесневели лишь поверху.

— Почему это так? — спросил Антон Ростика.

Тот и сам уже обратил внимание на особое распространение грибка.

— Сырости там больше, наверное…

Сырость могла проникать из соседних, недавно еще залитых водой помещений, от подземных водоносных пластов, от болота, от дождей.

Конечно, от дождя! Место здесь высокое, сухое. Болота, если и были, то в незапамятные времена, когда варяги еще в Грецию ходили. Значит, до поверхности земной рукой подать!

Как только подать ее?

— А это что?

Глазастая же эта Алена!

В дальнем верхнем углу чернело прямоугольное пятно. Антон шагнул ближе и сразу обнаружил скобы в стене. Первая торчала на уровне груди, последняя едва просматривалась в черном пятне.

— Лестница! — исступленно закричал Антон. — Лестница!

— Вверх! На небо! — подхватила Алена.

Глупость, конечно: лестница в небо. Но сейчас ни Антон, ни умный Ростик, ни сама Алена не обратили внимания на дикую несуразицу — лестницу в небо.

Лестница! Лестница есть! Есть выход! Лестницы же просто так не делают, в никуда.

— Подсадите! — крикнул Антон и протянул Алене жалкий остаток свечи, но она прилипла к руке и так нестерпимо запекло, что Антон инстинктивно отшиб огарок.

Последний, единственный источник света упал вниз, и Ростик, кинувшийся подсаживать Антона, наступил ногой…

Воцарилась кромешная тьма. Так темно еще не было за все долгие часы, проведенные в подземелье. Наверное, потому, что в последние минуты своей жизни огонь был перед самыми глазами.

Ребята обмерли. Ростик даже не оправдывался. Какие слова могут заменить живое пламя?

— Что ты-ы наде-ы-лал? — заикала Алена.

— Ладно, — мрачно остановил ее Антон. — Не вернешь. И не надо, может быть…

Если бы! Сколько раз упирались в непреодолимую могильную стену. Кто знает, выведет ли железная лестница в небо. Что там наверху? Крышка люка, железобетонная плита, гора бомбового завала? Что?

— Подсади. Ну! — прикрикнул Антон и ухватился за холодную липкую скобу.

Вторая…

Первая скоба.

Пальцы, ботинки скользят. Расстояние между скобами на дядей рассчитано.

— Что?

Четвертая…

Третья скоба,

— Что там?

Шестая…

Пятая скоба.

Антон поднимался все выше, выше. Наверняка уже выше потолка поднялся. Точно: рука не нащупала седьмую скобу, ее не было, кончилась лестница. Пальцы лихорадочно поползли по шершавой и осклизлой отвесности круглого люкового колодца.

Антон поднял глаза и увидел… Не увидел — уловил, угадал слабый отблеск.

— Что там?!

— Свет! Небо!

Не теряя ни секунды, Январев вскарабкался наверх и, пригнувшись по профессиональной привычке, побежал к наклонной плите.

И тут откуда-то сверху раздался крик. Не крик — вопль, вырвавшийся, кажется, не из горла — из сердца;

— Дети!!!

Январев остановился так резко, что едва не упал. Он никогда не слышал таким Светланин голос, но почувствовал: это — она. И сразу посмотрел на распахнутое окно в третьем этаже.

— Дети!.. — кричала Светлана Васильевна, показывая рукой куда-то в сторону. Не куда-то — в сторону штольни.