Вильям Козлов - Белый конь с золотой гривой

Кеша поднял тачку и рысью устремился к конюшне. А Холстомер — по-настоящему его звали Терентий Иванович — задумчиво смотрел ему вслед и тер подбородок. А это он делал обычно, когда был чем-то удивлен.

Орлик, горделиво задрав голову, медленно вышагивает по дороге. Не идет, а пританцовывает на ходу. С гневом косится выпуклым коричневым глазом на Кешу, который с ременными вожжами в руках идет возле нагруженной скрипучей телеги. Орлику не хочется работать. День жаркий, а на лугу возле озерапрохладно и сочной травы вдоволь. Правда, иногда налетают ужасные рыжие слепни, но их можно хвостом отогнать. И еще Орлику обидно, что за вожжи держится не степенный конюх дед Сидор, а шустрый белоголовый мальчишка с серыми пронзительными глазами. Мальчишка поминутно дергает за вожжи и еще звонко покрикивает: «Н-но! Н-но, холера!» Орлик с удовольствием лягнул бы этого нахала, да оглобли мешают.

Шагает по пыльной дороге с вожжами в руках Кеша, весело покрикивает на Орлика, а тот зубы скалит и ушами стрижет. Совсем Орлик рассердился на Кешу: хотел сорвать с обочины дороги сочный стебель конского щавеля, а мальчишка его аа это вожжами поперек хребтины! Не так больно, как обидно. Никто еще так бесцеремонно не обращался с Орликом. Но такая уж лошадиная доля: приходится терпеть. Из оглобель не выскочишь.

Кеша на ходу стащил с себя рубаху, ему жарко. Загорелая спина блестит. Он вместе с дедом Сидором вилами накладывает на телегу навоз, потом везет в поле и там сбрасывает. Сначала поддевал вилами, но это долго, тогда стал на месте под уздцы заворачивать Орлика, оглобли упирались в край телеги и нагибали ее на одну сторону. Стоило лишь подтолкнуть, и телега еще больше накренялась, а навоз просыпался на землю. Потом снова Орлика выравнивал, и уже пустая телега становилась на все четыре колеса.

С каждым рейсом куча у конюшни уменьшается. Дед Сидор тоже вспотел, но ситцевую рубаху не снимает. Старики в любую жару работают в рубахах. Им почему-то в голову не приходит их снимать.

Назад с поля Кеша едет на телеге и во все горло распевает:

— Эх, тачанка-растачанка-а, все четыре колеса… Ты лети-и с дороги, птица, зверь с дороги-и уходи-и… видишь, конница-та мчится, Константиныч впереди-и…

Слов он почти не знает, поэтому, чтобы было складно, сам слова придумывает.

Он раскручивает над головой вожжи, и золотистый Орлик, который наконец смирился со своей судьбой, с вялой рыси переходит на галоп. Он уже проникся уважением к белоголовому мальчишке, у которого крепкая руки и зычный голос. Но если бы Орлик в этот момент оглянулся, он вмиг бы разочаровался в своем новом хозяине. Кеша вдруг умолк, съежился и стал маленьким. Ему захотелось бросить вожжи, кубарем скатиться с телеги и помчаться к кустам, за которыми спасительный глубокий овраг. Дело в том, что посередине дороги, широко расставив ноги в яловых сапогах, стоял дядя Осип и пристально смотрел на Кешу.

Орлик сбавил ход, подошел вплотную к человеку и остановился. Круп жеребца потемнел от пота. Откуда ни возьмись, налетели слепни и заносились кругами над головой Орлика. «Вжик-вжик-вжик!» — заработал длинный хвост жеребца, отгоняя назойливых кровопийц.

— Ты откуда, малец? — спросил дядя Осип, кашлянув в кулак.

— С поля.

— И куда же?

— На конюшню.

— Навоз возишь?

— Ну да, — сказал Кеша. — Удобрения.

— На Орлике?

— Не на козе же? — сказал Кеша, осмелев.

— Кто же тебе, малец, разрешил племенного жеребца запрячь?

— Холсто… Терентий Иванович, — ответил Кеша. — Дядя Осип, сгоните, пожалуйста, слепня с Орлика! На шее…

— Добре, — сказал дядя Осип и, пришлепнув ладонью слепня, отступил с дороги.

Кеша выпрямился, дернул вожжи и громко произнес:

— Н-но, холера!

— Ну и дела-а… — покачал головой дядя Осип и пошел своей дорогой.

Кеша давно заметил, что у дороги за ольховым кустом прячется Мишка Тюлень. Когда он проезжал мимо куста, то невольно втягивал голову в плечи: ждал предательского выстрела из рогатки в спину. Но Тюлень не стрелял. Он никак не мог взять в толк, что это его сосед Кеша идет рядом с нагруженной телегой и держит вожжи в руках. А на поводу у него вышагивает знаменитый Орлик, на котором никто, кроме бригадира, никогда не ездил. Ребятам разрешалось лишь любоваться Орликом, расчесывать ему гриву и хвост, когда он стоял в конюшне. А прокатиться на племенном жеребце никто и не мечтал. И вдруг Орликом командует — кто бы мог подумать! — Кеша Пупочкин!

Когда Кеша возвращался с поля порожняком, Тюлень вышел из-за кустов. Глаза у него большие, в них недоумение. Кеша сделал вид, что не узнал его, и важно прогрохотал на телеге мимо Мишка вприпрыжку припустил за ним. Он хотел было вскочить на телегу, но Кеша замахнулся вожжами и сказал:

— Огрею!

— Подвези чуток? — попросил Мишка. И голос у него был виноватый.

— Ты, вредитель, сломал мою удочку?

— Я те свою отдам, бамбуковую, — пообещал Мишка.

— А где коробка с червями?

— Накопаю тебе в огороде сколько хочешь.

— Ты сказал дяде Осипу про ружье?

— Он к нам пришел и стал матери жаловаться, а она тут же за ремень… Что я, из-за тебя должен был страдать?

Мишка плелся по пыльной дороге, а Кеша восседал на телеге и сверху поглядывал на соседа.

— Я бы тебя не выдал, — подумав, сказал Кеша.

— Все равно бы дядя Осип дознался, кто у него ружье спер.

— Я его кон… фисковал,в два приема выговорил услышанное по радио слово Кеша. — Зачем ему ружье, если он спит как тетеря?

— Спать дядя Осип горазд, — заулыбался Мишка.

— Залезай, — разрешил Кеша.

Мишка на ходу запрыгнул в телегу.

— Дай подержаться за вожжи? — немного погодя попросил он.

Кеша дал. У него было хорошее настроение. Мишка встал на телеге во весь рост и лихо закрутил над головой вожжами. И закричал тонким голосом что-то невнятное. Но Орлик, вместо того чтобы припустить галопом, остановился и, заржав, лягнул передок телеги задним копытом.

— Чего это он? — тараща на жеребца глаза, удивился Мишка.

— Не нравишься ты ему, — сказал Кеша.

Мишка обозлился и стегнул жеребца по крутому боку. Орлик взбрыкнул сразу обеими ногами и скакнул в сторону. Ребята едва удержались на вздыбившейся телеге. Кеша вырвал у Тюленя вожжи и ласково сказал:

— Орлик, это я… Видишь, это я, Константин?

Жеребец успокоился и, сверкнувна мальчишек сияющим глазом, потрусил по дороге к конюшне.

— Надо же, слушается, — с завистью сказал Мишка.

— К лошади тоже нужен подход, — стал поучать Кеша. — А то встал, загигикал, замахал вожжами… А когда ты бамбуковую удочку отдашь?

— Отдам…

Кеша решил, что нужно ковать железо, пока горячо. Он свернул на проселочную дорогу и погнал к деревне. Мальчишки и девчонки, которые попадались навстречу, с завистью и удивлением смотрели на них.