Виталий Коржиков - Солнышкин плывёт а Антарктиду

— Вам, наверное, нечего делать, — сказал Моряков, взмахнув кистью.

Пионерчиков собирался сказать, что у него есть дела, но снова прикусил язык.

— Так вот, завтра утром проверите у Солнышкина урок английского. Ясно?

Пионерчиков кивнул головой. А Моряков, вернувшись к Борщику, продолжил с ним джентльменский разговор.

Пионерчиков, увидев, как капитан рисует Борщика и разговаривает с ним, будто с живым, потрогал свой лоб, вздохнул и отправился спать.

А через несколько минут в каюту капитана спустился Перчиков, захлопнул магнитофончик и быстро удалился, пожелав Морякову спокойной ночи.

Слова Робинзона оказали на Солнышкина удивительное действие. Мало того, что он почувствовал себя подросшим. Ему захотелось завтра же с утра сделать что-нибудь приятное своему другу Перчикову. Он подумал о том, как хорошо плывётся в тёплых водах их бравому пароходу, как уютно дремлется ему среди тропической ночи, и Солнышкину самому захотелось вздремнуть.

Но прежде чем забраться под простыню, он поднялся в рубку узнать, далёко ли до Жюлькипура.

— Миль двести, — определил Ветерков, выглянув в иллюминатор.

— Ну нет, что вы! — возразил Безветриков. — Двести пятьдесят!

— Двести, Солнышкин! — сказал Ветерков. — Воздух пахнет перцем!

— Но ведь перцем от жюлькипурской кухни пахнет за двести пятьдесят миль. Об этом даже пишется в лоции! А вот соусом за двести!

Солнышкин потянул носом, но, увы, таким морским нюхом он ещё не обладал. Зато фантазии у него было сколько угодно. И он услышал крики обезьян, щёлканье попугаев, шелест пальм и фрамбойанов. Горячий ветер раскачивал перед его глазами громадные банановые листья.

Под их колыхание Солнышкин так крепко уснул, что не слышал, как пришёл Перчиков, как укрыл его одеялом и поправил подушку. Ему только приснилось, как из банановой пальмы неожиданно выглянул Моряков, вежливо поклонился и по-английски сказал: «Гуд монинг».

Едва открыв глаза, Солнышкин улыбнулся. Ему захотелось чихнуть. Луч солнца бегал по кончику носа. Солнышкин спрыгнул с койки, высунул голову в иллюминатор и отскочил: прямо в лицо ему плеснула вода — хватит спать! За бортом, под самым иллюминатором, нырял Землячок и выбрасывал вверх фонтаны воды. Кит будил своего друга.

Но радиста уже не было. Солнышкин, которому не терпелось сделать что-то хорошее, бросил верному киту кусок сахара. Кит наполовину вынырнул из воды, сделал настоящую стойку и, разинув пасть, поймал сахар. Пароход подбросило, и Солнышкин едва удержался на ногах.

Солнышкин не поверил случившемуся. Но из воды на него смотрел маленький лукавый глаз. Кит ждал добавки.

Солнышкин бросил второй кусок. В каюте звякнули стаканы, а из графина вылетела пробка.

Сверкнув спиной, Землячок сделал бросок, которому позавидовал бы не один бывалый вратарь, и проглотил второй кусок.

Солнышкин в восторге бросил третий кусок и закачал рыжей головой: кит снова делал стойку!

Солнышкин хотел постучать боцману, но в это время за спиной скрипнула дверь. На пороге стоял юный штурман Пионерчиков. Тот самый Пионерчиков, который вчера поразил всю команду поединком с акулой. И пришёл он вовремя. Сейчас Солнышкин покажет ему фокус с китом!

Но Пионерчиков, чуть-чуть заикаясь, спросил:

— При-г-готовили урок?

— Какой урок?

— Английский.

Солнышкин в неудомении пожал плечами, а Пионерчиков сказал:

— Я так и з-знал, — и собрался уходить. Но вдруг Солнышкин задумался. Ему кивнула листьями пальма, показалось лицо Морякова. «А, гуд монинг», — вспомнил он и крикнул вслед штурману:

— Гуд монинг!

Пионерчиков с любопытством повернул голову.

— С чего же мы начнём наш урок? — обратился к нему Солнышкин и сам удивился своему красноречию. — Пожалуй, мы поговорим с вами, как джентльмен с джентльменом. Не так ли? Начнём с правил морской вежливости. Послушайте, Пионерчиков, когда вы прекратите это мальчишество? То вы прыгаете за борт, то лаете. — Солнышкин в испуге попробовал остановиться, но слова продолжали вылетать сами: — Что с вами? Как же вы станете капитаном?

Солнышкин прихлопнул ладонью рот. Он выставил вперёд руку и хотел объяснить, что это не он, это какое-то недоразумение! Но победитель акулы тоже почему-то зажал рот, нагнулся, как будто хотел боднуть обидчика, и побежал по коридору.

Солнышкин сел на кровать. Он схватил подушку. И тут из-под неё выглянул маленький магнитофончик.

— Вот чьи это штучки! — подскочил Солнышкин. Он натянул тельняшку и бросился искать Перчикова.

Возмущённый Солнышкин босиком летел вверх по трапам.

Волны вспыхивали, словно на них устроили праздничный танец миллионы солнечных мотыльков. Но Солнышкин этого не замечал.

— Мало ему шуток! Теперь потешается над друзьями!

Чертыхаясь, он несколько раз стукнулся пальцами о ступеньки так, что по ногам брызнуло электричество, и выбежал к радиорубке. Но Перчикова там не было.

То и дело подпрыгивая, Солнышкин помчался на корму. Несмотря на утро, палуба так накалилась, что пятки дымились.

Он обежал всю палубу и наконец остановился и притих. Возле камбуза слышались весёлые голоса.

— Вот это блины! — хвастался Борщик. — Встанет команда, проглотит их вместе с коком!

— А вот сейчас, — послышался голос Перчикова, — сейчас Солнышкин проснётся англичанином.

Было слышно, как радист жевал блин.

— Как это? — спросил Бурун.

— Как?.. — Перчиков не договорил.

Из-за угла вылетел Солнышкин:

— Подстроил и ещё хвастаешься?

— Ваша светлость, а почему не по-английски? — усмехнулся Перчиков.

— Это не по-товарищески! — крикнул Солнышкин, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. — Знаешь, что за такие вещи делают?

Бурун и Борщик удивлённо переглянулись. Перчиков едва не выронил надкушенный блин.

— Слушай, Солнышкин, иди выспись!

— И пойду! — Солнышкин повернулся, но вдогон получил такую затрещину, что завертелся волчком. — Так ты ещё драться?! — В глазах Солнышкина вспыхнуло короткое замыкание.

— Да ты что, спятил? — откликнулся Перчиков. Но и ему достался такой шлёпок, что загудели и небо, и земля, и палуба.

Он схватил Солнышкина за руку. Но теперь на них обоих сыпались удар за ударом. Рядом, прикрыв лицо фартуком, вертелся Борщик, а Бурун на четвереньках влетел на камбуз, и оттуда торчали только его ноги. Кажется, на палубе начиналась такая потасовка, какой боцман ещё не видел.

— Да хватит вам, хватит! — кричал он. А Солнышкин, уже забыв обо всём и не обращая внимания на удары, размахивал тельняшкой и хлопал ресницами. Вокруг с шелестом вспыхивали алые, фиолетовые, зеленоватые крылья. В воздухе переливалась радуга: это, горя чешуёй, над палубой пролетали десятки настоящих летучих рыб. Они взмывали из океана и, перелетев через борт, долго-долго парили над синевой.