Василий Клепов - Тайна Золотой Долины

Жалко было оставлять Колесницу, но пришлось. Чтобы замести следы, мы столкнули ее с плота, и наша Золотая Колесница Счастья навсегда погрузилась в речную пучину. Раму для хижины мы бросили туда же. Но ящичек с голубем взяли.

– А теперь – за мной! – скомандовал я, опускаясь в ледяную воду.

Оказалось не так уж глубоко: мне – по грудь, Левке – по горло.

Целый, наверно, час или больше выбирались мы из проклятых зарослей ивы на берегу, переплетенных и так и сяк колючим кустарником. Левка и Мурка уже скулить стали и все норовили сесть отдохнуть. Но я гнал всех вперед, чтобы уйти поскорее от Выжиги, где нас могли отыскать.

Наконец у дороги, о которой говорил Димка, мы сели так, как принято сидеть у индейцев и пограничников, – чтобы нам было видно все, а нас не видел никто.

– Как думаешь, Дубленая Кожа, не пора ли нам поскорее оторваться от наших преследователей?

– Ты сказал мудрое слово, Молокоед, – кратко, по-индейски, ответил Димка.

– Я думаю, Дубленая Кожа, нам надо попытаться сесть в попутную машину.

– Правильно! – закричал Левка, который никак не мог понять того, что мужчину украшают не крикливость и суета, а сдержанность, спокойствие и неторопливая речь. Это понимали еще краснокожие Фенимора Купера.

Машину пришлось ждать недолго. Со стороны реки мчался грузовик с пустым кузовом. Я выскочил на дорогу и поднял руку. Шофер сказал, что может подвезти нас только до Черных Скал, а к Золотой Долине придется идти пешком километров десять с гаком [25]. Мы все же забрались в кузов.

Скоро дорога повернула от реки, и мы въехали в село Березовку. Я постучал в кабину и, попросив шофера задержаться на минутку у сельсовета, пошел сообщить председателю о нашем ночном приключении, о том, что где-то поблизости бродит сейчас враг. Председатель переспросил насчет фамилии, которая значилась в паспорте фрица.

– Странно! От нас недалеко действительно живет лесник. Фамилия его Соколов. Но он человек вне подозрений.

– Как вы не понимаете? Фриц потому и взял паспорт на имя Соколова, что Соколов – хороший человек.

Председатель успокоил меня, обещал принять меры и дать знать куда следует…

От Березовки машина помчалась прямо на север. Мы были мокрые, ветер прохватывал нас насквозь. Я достал кальцекс [26]и дал по две таблетки каждому, чтобы не заболеть гриппом. Когда мы доехали до Черных Скал, шофер показал нам едва заметную тропинку, которая должна была привести трех мужественных и отважных к Зверюге.

– Не мешало бы погреться, Молокоед, – сказал Димка, как только мы очутились в лесу.

– Хорошая ходьба греет лучше огня, – ответил я. Думаю, сам Чингачгук одобрил бы краткую мудрость этих слов. – Нам некогда рассиживаться у костра, Дубленая Кожа. Уже вечереет, а до Зверюги еще далеко.

Левка хотел поднять ропот, но я напомнил ему про съеденную землю, и он покорно поплелся за нами.

Нести груз на плечах становилось все тяжелее. Я попробовал устроить лямки так, чтобы они сходились на лбу, как это делают индейские женщины, но у меня ничего не получилось. Тут я впервые пожалел о том, что мы не подумали обзавестись своими скво [27].

– Я отдал бы половину золотого песка, причитающегося на мою долю, за хорошую скво…

– Еще чего! – забормотал Левка. – Очень нам нужна твоя скво!

Мы с Димкой переглянулись! Все-таки плохо осваивает Большое Ухо мудрость Тропы. Как же можно не знать, зачем нужна в пути скво таким золотоискателям, как мы!

– Слушай, Федор Большое Ухо! Когда мы вернемся домой, прежде всего достань Джека Лондона и почитай «Белое безмолвие». Узнаешь, какой клад для индейца скво: она разжигает мужу костер, готовит пищу, кормит собак, гребет за него на лодке и прокладывает путь собакам.

– Что ты ему рассказываешь, молокососу, – засмеялся Димка. – Разве этот чечако поймет что-нибудь?

Левка бросился на Димку с кулаками, но я разнял их и сказал, что так эти дела не делаются. Когда один из золотоискателей обвиняет другого во лжи, то они идут драться к проруби, и первый удар в таких случаях должен делать тот, кого обвинили. А все остальные смотрят, чтобы все было по правилам.

– А почему драться надо обязательно у проруби? – спросил Левка, не знакомый с правилами полярной дуэли.

– Затем, чтобы подранок не убежал. Как упал в воду – так и конец.

– А! Это хорошо! – сказал Левка, пылавший жаждой мести.

Димка тоже согласился. Мы решили, что они будут драться над обрывом Зверюги, а я буду смотреть, чтобы соблюдались правила.

Начинало темнеть, а мы все еще шли по Тропе. Левка поминутно ворчал и отставал.

– Вот что делает с человеком жирок, – ехидно заметил Димка.

– Да, Федор Большое Ухо, у тебя на костях слишком много жира и мяса. Таким, как ты, тяжело выносить длинную дорогу.

– Еще посмотрим, кто ее легче вынесет: я или этот долговязый, – кивнул на Димку Федор Большое Ухо. – Тоже мне – Быстроногий Олень!

Внизу появилась река. Она огибала большую голую скалу и терялась за ней.

– Ура! – закричали мы и бегом пустились в заветную Золотую Долину.

«Перед нами открылась…» – начал бы описывать Майн Рид. Но не бойтесь, я этого не сделаю: не выношу длинных описаний! Кстати, перед нами ничего и не открылось, потому что уже совсем стемнело. Да осматривать пейзаж и не особенно хотелось: мы устали, продрогли, как собаки, и просто свернули у скалы влево, высматривая местечко, где можно было бы заночевать. И тут нам повезло. Недалеко от берега мы увидели одинокую хижину. Вошли – темно, никого нет. А по законам северного гостеприимства человек может занять в пути любую хижину, кто бы ее ни построил. Ведь было же так: приехал однажды Мэйлмут Кид домой, а жилье уже занято, и его, хозяина, в собственной хижине приветствовали, как гостя.

– Это номер! – воскликнул Димка, когда мы вошли в убогое жилище. – А чем же костер разводить? Ведь спички у нас все размокли!

Левка молчал, было слышно, как он стучал зубами от холода.

– Ты, наверное, забыл, Дубленая Кожа, что Молокоед недаром считает себя учеником Ситки Чарли. У Ситки Чарли, когда он вставал на Тропу, всегда находились драгоценные спички и кусочки сухой бересты. Вот они, пожалуйста!

Я снял шапку и достал оттуда спички и бересту, которые упаковал еще дома в промасленную бумагу.

Крики дикого восторга огласили хижину. Левка сразу вспомнил, что он интендант, и побежал за дровами.

Мы открыли дверь и развели костер прямо на земляном полу. Из темноты выступили черные, уже подгнивающие стены, развалившаяся печка в углу и низкие нары, на которых лежали сгнившее сено и высохшие березовые ветки. Было очевидно, что здесь давно никто не обитал.

Мы натаскали свежих еловых веток, расстелили их на полу у костра, и в нашей хижине, хотя и было дымно, сразу сделалось тепло. Через полчаса мы уже спали, как мертвые.