Илья Туричин - Кураж

– Яков, - тихо позвал дядя Миша.

– Не надо, Мишель, - Флич открыл глаза, посмотрел на старого друга. Тот стоял перед ним в рыжем лохматом парике, который всегда вызывал улыбку, а сейчас не был смешон, скорее жалок.

Флич поднялся и вышел из вагончика наружу. Что-то душило. Может быть, сдавало сердце?

А братья вернулись в свой вагончик молчаливые и подавленные. Они никогда не видели, чтобы Флич и дядя Миша ссорились. Они любили обоих.

– Вы что? - спросила Гертруда Иоганновна. - На вас нету лиц. - После той первой страшной бомбежки она перестала говорить с детьми по-немецки. Язык не поворачивался.

– Дядя Миша остается, - сказал Петр.

– Но ведь придут фашисты! - воскликнула Гертруда Иоганновна. Киндер, лежавший под столиком, насторожился и тявкнул.

В дверях вагончика появился сторож. На пиджаке его поблескивали два креста на черно-оранжевых муаровых лентах - солдатские "георгии". Он постучал клюкой в стенку.

– Вас спрашивают.

– Меня? - удивилась Гертруда Иоганновна.

– Вас.

– А вы не путать?

– А чего путать. Артистку Лужину.

– Малтшики, завяжите этот шемодан. Здесь не замок, а черт знает!…

Гертруда Иоганновна осторожно спустилась по ступенькам - нога еще побаливала - и направилась за сторожем. Сторож проворно стучал своей деревяшкой.

Возле входа, опираясь на ограду, стоял невзрачный мужчина в синей косоворотке с незастегнутым воротом, мятых брюках и перепачканных белых парусиновых туфлях-баретках.

– Вот они, - сказал сторож и ткнул в его сторону клюкой.

– Вы - Лужина? - спросил мужчина.

– Да. Лужина.

– Мне необходимо поговорить с вами.

– Пожалуйста.

– Не здесь. Пройдемся? Или вам трудно?

– Нет-нет, уже можно.

Он медленно двинулся вдоль ограды, Гертруда Иоганновна пристроилась рядом.

Мужчина назвался Алексеем Павловичем, спросил: как нога? Здоровы ли дети? Как она переносит жару? Сообщил, что на него жара действует неважно.

– Вы хотели говорить, - напомнила Гертруда Иоганновна.

– Разговор серьезный. Не для улицы, - улыбнулся Алексей Павлович.

Они прошли еще немного и свернули в подворотню большого обшарпанного дома. Гертруда Иоганновна успела заметить на стене у ворот квадратную вывеску "РЕМОНТ", а ниже надписи нарисованные чемодан, французский ключ с бородкой, похожий на пилу-ножовку, большой примус и маленький велосипед.

Пройдя подворотню, свернули налево, и Алексей Павлович остановился возле ступенек, ведущих в полуподвал. Над входом была прибита дощечка, на ней нарисована рука с указующим перстом, а под рукой надпись: "ЗДЕСЬ".

Алексей Павлович помог Гертруде Иоганновне спуститься по ступенькам и открыл перед ней обитую жестью дверь.

Наступили сумерки, а Гертруда Иоганновна все не возвращалась.

Приехали на грузовике Сергей Сергеевич и Гурий Александрович, которые пропадали где-то полдня. Уже в темноте стали разгружать доверху набитый кузов. Петр и Павел помогали, принимали колеса с толстыми деревянными спицами, какие-то доски, жерди, хомуты, пропахшие конским потом.

Все сложили большой кучей возле воронки от разорвавшейся бомбы.

Света не зажигали.

Потом на этот же грузовик поставили медвежью клетку. Клетка была тяжелой, поднимали ее вчетвером. Пашенный привел медведя. Зверь нервничал, ревел, боялся темноты. Его никак было не загнать на грузовик, в клетку. Флич посветил ему карманным фонариком.

Появился патруль - трое с противогазами. Девичий голос спросил:

– Кто фонариком балуется?

– Извините, - сказал Флич. - Это медведь. Он плохо соображает.

Очевидно, спросившая посчитала слово "медведь" фамилией, потому что произнесла грозно:

– А вот мы товарищу Медведю вправим мозги.

– Пожалуйста, - Флич осветил бледным лучом сидящего в клетке медведя.

– О господи! - испуганно сказала девушка.

Погрузили остальных медведей, клетку с обезьянами. Обезьяны сердились, им хотелось спать. Позади клеток и поверх них поместили мешки и ящики.

Пока шла погрузка, дрессировщик Пальчиков вывел Монику. На слониху не действовала общая нервозность, она шла за хозяином спокойно. Только бы не бомбили, - сказал Пальчиков.

– Говорят, они ночью не летают, - успокоил его Григорий Евсеевич и заторопил: - Быстрее, товарищи, быстрее. Уведут вагон. Как пить дать, уведут.

Моника растворилась, исчезла в темноте. Только слышались еще ее тяжелые шаги.

Потом, не зажигая фар, медленно, словно на ощупь отыскивая дорогу, двинулся грузовик.

И только он выехал за ворота, возвратилась Гертруда Иоганновна.

– Мама, ты где была? - спросил Павел.

– Нигде… В гостиницу заходила. Завязали шемодан?

– Завязали. Зверей уже отправили.

– Хорошо. Тогда идемте домой. Надо хорошо выспаться.

Гертруда Иоганновна крепко взяла сыновей за руки и не отпускала до самой гостиницы. Флич и еще несколько артистов шли следом. Не было только дяди Миши.

Город лежал во тьме, таился, прятался. Пустые улицы стали настороженно-гулкими. Прохожих не было. Только дважды встретились патрули.

В гостиничном коридоре горела одна-единственная желтоватая лампочка. Окна были плотно зашторены.

– Идите в комнату, малтшики, - сказала Гертруда Иоганновна. - Я скажу два слова с Флишем.

Лицо ее казалось постаревшим, глаза красные и припухшие.

– Ты что, плакала? - спросил Павел.

Гертруда Иоганновна не смогла солгать.

– Немношко. Совсем немношко. Вспомнила папу… Идите.

Братья ушли в свою комнату. Гертруда Иоганновна порывисто схватила Флича за руку.

– Флиш! Милый Флиш!

– Что-нибудь случилось, Гертруда?

– Нет-нет… Нитшего… Для ровного тшета нитшего…

Флич вглядывался в ее бледное лицо. Что-то в нем появилось незнакомое, отчужденное. И глаза блестели встревоженно.

– У тебя температура?

– Нет-нет… Никакой температура, Флиш!… У меня плохое предшуствие… Что-то должен… должно слушится.

– Нервы, - ласково произнес Флич.

– Да… Конешно… Флиш… Если слушится, посмотри за малтшиками. Ты - друг!…

– Не беспокойся, Гертруда. Они для меня все равно что мои дети.

– Да-да… Знаю… Это война страшный… На жизнь. Нельзя стоять на стороне. Верно?

– Это ты про Мишу? - помрачнел Флич. - Может, одумается…

– Да-да…

– В вагончике остался ночевать… Хм… Ну, будем спать?

– Да. Надо хорошо спать.

– Спокойной ночи, Гертруда.

– Спокойной ночи, Флиш.

Когда утром все собрались в цирке, дяди Миши в вагончике не оказалось. Не было и его вещей. Никто не видел, когда он ушел.

Сергей Сергеевич с униформистами заканчивали сборку телег. Вот что за колеса и доски вчера сгружали!…