Илья Туричин - Весна сорок пятого

– Такое дело, Павел, - неожиданно произнес командир. - Тут ребята провод нашли. Можешь послушать?

Павел удивленно поднял брови.

– Мы подключимся, трубка есть. А ты послушай повнимательней. Мало ли!…

– Конечно, товарищ командир!…

В горах не как на равнине, темнеет быстрее, ночь не с неба опускается, а выползает из ущелий. На вершине еще день, а здесь, внизу, уже ночь склеила заснеженные деревья в одну дремучую черно-белую массу.

– Пошли, - сказал командир.

Павел поднялся и двинулся вслед за командиром во тьму, приметив, как вперед соскользнули две тени - разведчики.

Шли довольно долго. Глаза никак не привыкали к темноте, фигура командира не виделась, а, скорее, угадывалась впереди. Ноги вязли в глубоком снегу, Павел то и дело спотыкался о невидимые камни и чувствовал от этого досаду, потому что старался идти тихо, а под ногами скрипело и хлюпало.

– Тут, - произнес кто-то рядом, и Павел чуть не наткнулся на командира.

– Подключай, - сказал командир.

Впереди завозились, чиркнули спичкой, вспыхнул слабый огонек. Сверкнуло лезвие ножа. Спичка погасла. Тьма стала еще гуще.

– Давай, Павел!

Павел подошел, командир сунул ему в руку холодную мокрую трубку. Он прижал ее к уху. В трубке что-то слабо потрескивало и шуршало. Как ни вслушивался Павел, ничего больше не слышал.

– Ну! - нетерпеливо произнес командир.

Павел отрицательно помотал головой. Он не знал, можно ли отвечать, не услышат ли его те, что держат трубки на концах этого провода! Командир понял его.

– Чтоб тебя слышали, надо нажать рычаг на трубке.

– Ясно. Ничего, товарищ командир.

– Слушай. Заговорят. Не для того провод по горам тянули.

Павел кивнул, не отрывая ухо от трубки. Откуда и куда этот провод?

Он представил себе связиста, идущего вверх. За спиной его крутится катушка, отматывается двужильный провод. Откуда? Куда? В трубке что-то щелкнуло. Павел насторожился.

– Але, але! Гора! Я - Камень, я - Камень… Гора! - произнес в трубке низкий, простуженный голос так внятно, что Павел отшатнулся. - Гора! Я - Камень. Как слышите?

– Да слышу-слышу! - откликнулся ленивый дискант. - Это ты, Ганс?

– А кто ж еще! Свинья Мольман дрыхнет, и метель ему нипочем!

– А у вас метель? - спросил дискант.

– А у вас нет?

– Махнемся? Я тебе - нашу, ты мне - вашу.

– Францихен, ты все такой же… - Тут простуженный голос произнес слово, которого Павел не понял.

Ленивый хмыкнул.

– Ты чего звонишь?

– Проверка линии.

В трубке снова щелкнуло, и осталось только шуршание и потрескивание.

Павел пересказал услышанный разговор командиру.

– Да-а… Не густо. А все же слушать надо. Франек, останешься с Павлом. В случае любой тревоги - уходите. Можете подремать по очереди, но трубку слушать. Если начнут разговор - трубку отдаешь Павлу. Все ясно?

Один из разведчиков шевельнулся, но ничего не ответил. Так это Франек! Как же он его сразу не узнал? По калошам? Франек уснул у костра, и сапоги на нем истлели, и шерстяные носки, и проснулся он только тогда, когда начало жечь пятки. Теперь Франек ходит в калошах, привязанных к ногам парадными шнурами с офицерского мундира.

Командир и второй разведчик ушли, а Павел и Франек остались.

– Маш пофайчить? - спросил тихо Франек.

– Нет. Не курю, - по-русски ответил Павел.

Франек вздохнул. В трубке все потрескивало и шуршало.

– А куда провод? - спросил Павел.

Франек пожал плечами, уселся поудобнее, привалился к толстому стволу, закрыл глаза. Командир разрешил подремать.

– Разбуди, если что… - обронил он сквозь зубы и мгновенно засопел тоненько.

Тихое сопение сливалось с потрескиванием и шелестом в телефонной трубке. Павел тоже уселся бы поудобнее, но провод трубки был короток. Немцы молчали. Павел вспомнил, как он по утрам звонил Петьке в гостиницу, голосом доктора Доппеля спрашивал маму. Сейчас бы Петьку сюда, пусть посмотрит, как он, Павел, партизанит в горах Словакии! Нет, Петька не из таких, что со стороны смотреть могут. Петька бы тоже стал партизаном. А уж с Петькой вдвоем они такого натворили бы!… А если б еще папу и маму сюда! А может быть, папа там, за перевалом? Идет с Красной Армией навстречу ему, Павлу? Очень даже может быть. А вот где Петька и мама?… Нет, в гибель их он не верит. Скорее всего, они партизанят. И доктор Доппель сказал, что их захватили партизаны. Для него партизаны - это смерть. Он же не знает, что для мамы и Петра - это жизнь. Он же ни о чем даже не догадывался, доктор Доппель. Ни разу он, Павел, не выдал себя ни словом, ни жестом.

– Але! Гора! Я - Камень, - захрипела трубка.

– Здесь Гора.

– Франц, твой гауптман далеко?

– А что?…

– Обер-лейтенант Юнге желает с ним поговорить.

– Он у оберста.

– Балуются шнапсом? - ехидно спросил простуженный.

– Твое счастье, что не слышит герр оберст. Он бы из тебя сделал свиную отбивную на закуску.

– Где оберст - где мы! - неопределенно хмыкнул простуженный. - Скажи своему гауптману, что мой обер-лейтенант ждет его звонка. Отбой.

– Отбой! - откликнулся дискант.

Щелчок. Павел некоторое время слушал молча шорохи в трубке, потом вдруг сказал голосом простуженного:

– Обер-лейтенант Юнге вызывает герра гауптмана.

И тут же сам себе ответил дискантом:

– Гауптман у герра оберста ест свиную отбивную.

Франек схватился за автомат:

– Немцы?

Павел засмеялся.

– Да нет, спи, Франек. Это я разговаривал.

– С кем?

– Да с самим собой.

Франек не понял, озирался, водя стволом автомата.

– Это я… Я говорил. Ну, как будто они. Спи, Франек. - И повторил хриплым басом: - Обер-лейтенант Юнге вызывает герра гауптмана.

Франек показал ему кулак и, все еще озираясь, стал снова укладываться.

Ночь тянулась томительно. Снег все сыпал и сыпал, во всем мире, наверно, белым-бело. Трубка молчала. Павла клонило ко сну, но жалко было будить Франека, а тот сам не просыпался. Павел клевал носом, очень боялся заснуть и выпустить из рук мокрую трубку.

И вдруг:

– Камень, Камень! Я - Гора! Отвечайте! Я - Гора!…

– Камень слушает, - откликнулся простуженный сонно.

– Дрыхнешь, Ганс?

– С тобой выспишься.

– Буди своего обер-лейтенанта. На проводе гауптман Брук.

– Сейчас.

Прошло минуты две молчания, потом молодой мужской голос произнес:

– Обер-лейтенант Юнге слушает.

– Клаус, опять нарушаешь инструкцию, ск-казано н-никаких чинов, н-никаких имен, - голос был ровным, с низкими нотами и чуть спотыкающимся. Говорящий слегка заикался.

– Хорошо порезвились?

– Т-ты что, не знаешь оберста? В-весь вечер торчали над картами.

– Чего ради?

– Г-готовим оборону. В-вам там на верхушке д-должно быть в-вид-нее, что творится.