Илья Туричин - Весна сорок пятого

– А ты кого ждал? - спросила Злата.

– Тебя.

– Так я - тут!

– Вижу. Вижу!… - Ах, как ему захотелось поцеловать эти родные синие глаза!

Верно, Злата почувствовала это, засмеялась и покраснела.

Василь попрощался с Харитоновым, и они вышли на улицу, в воробьиный гомон, в солнечные лучи, которые ласково стеганули по глазам так, что оба зажмурились.

– Пойдем медленно, - попросил Василь.

Злата кивнула и посмотрела на него снизу вверх.

– А ты вырос, пока болел, - сказала Злата. - Там как-то не заметно было. А сейчас…

– Мужчина должен быть большим и… - Он хотел сказать "красивым", но это прозвучало бы хвастливо. Уродом он себя не считал, но и красивым не был. - И рыжим, - закончил он с улыбкой.

– А ты не рыжий, ты - ржавый, - заулыбалась Злата.

– А ржавый - это высший сорт рыжего! - удовлетворенно заключил Василь.

Они медленно двинулись по солнечной улице.

Все вокруг казалось Василю зыбким, подернутым кисеей, и от этого ступал он не очень уверенно. Злата взяла его под руку, не повисла на его локте и не поддерживала его, просто держала крепко, вселяя в него уверенность.

Они свернули за угол и вышли к школьному саду. Там детвора выкорчевывала пеньки погибших яблонь, а тех, что дали побеги, бережно окапывала. Директор Николай Алексеевич ходил меж молодыми саженцами с секатором, подрезал ветки. Тлел собранный в кучи мусор, и от него ветерок относил голубой горьковатый дым.

Злата и Василь остановились у ограды.

– Сад приводят в порядок. Видишь? - спросила Злата.

– Вижу. Все вижу!

– А Николая Алексеевича видишь?

– Директора? А вон он, и в руке у него секатор.

– Поздороваемся?

– А как же…

– Три-четыре, - сказала Злата.

– Зравствуйте, Николай Алексеевич! - крикнули оба одновременно.

Николай Алексеевич обернулся, увидел их, заулыбался:

– О-о-о, какие гости! Что ж не заходите?

– Да вот… из госпиталя идем… - Злата почему-то отпустила локоть Василя. Неудобно как-то при директоре.

– Как глаза, Долевич? - спросил Николай Алексеевич, подходя к ограде с другой стороны.

– Да вот… Вас вижу.

– Ну, меня ты должен видеть с закрытыми глазами, - засмеялся директор. - Помнишь, как ты у меня на бирже труда кляксу в трудовом листке поставил?

– Случайно, - сказал Василь.

– Нарочно, Долевич, нарочно!… Меня, брат, не проведешь!… Какие планы строишь?

– Не знаю еще, Николай Алексеевич. Сперва оклематься надо. А там погляжу. - Он положил руку на плечо Златы, просто так, машинально.

Она не отстранилась, только быстро взглянула на него снизу вверх.

– Ну, отдыхай, Долевич. И приходи. Может, вместе что надумаем. И ты, Злата, приходи. Доучиваться надо.

Злата снова взглянула на Василя и сказала:

– Мы придем. Обязательно придем, Николай Алексеевич.

Двое мальчишек заспорили из-за лопаты, и директор поспешил к ним, разнимать.

А Василь и Злата двинулись дальше.

– Хороший мужик Николай Алексеевич, - сказал Василь.

– Хороший. А что это за кляксу он вспомнил?

– Да это я когда за направлением на биржу приходил, листок заполнял. Так взял и кляксу на него стряхнул. Нарочно. Я же не знал, что Николай Алексеевич наш, подпольщик. Думал, у немцев работает. Ну и шлепнул назло… - Он внезапно остановился. - Гляди-ка, цирка нет. Всю войну простоял!…

И Злата удивленно смотрела на голую площадку, где раньше стоял шатер шапито. И вагончиков не было, в которых потом немцы жили с собаками. Только с краю лежали разобранные железные мачты. Над сырым, потрескавшимся асфальтом подымался легкий парок. То ли она не была здесь давно, то ли не заметила, когда шатер убрали.

– Пусто как, - сказала она с сожалением.

– Да-а… Помнишь, как через забор лазали к Петьке и Павлу?

– Где-то они сейчас? Живы ли?…

– Великие Вожди Благородных Бледнолицых бессмертны, - сказал Василь. - Потому что смелого пуля боится, смелого штык не берет!… Ты как, смелая?

– Смелая, - ответила Злата с вызовом.

– Тогда я тебя сейчас поцелую.

– Люди ж кругом, - не очень уверенно возразила Злата.

– Люди… - вздохнул Василь. - Это хорошо, когда люди кругом. Идем дальше?

Злата махнула рукой, поднялась на цыпочки и чмокнула Василя в щеку.

– Ну ты даешь!… - засмеялся счастливый Василь и взял девушку под руку. - Идем. А цирк к нам приедет, вот увидишь.

У Василя немного разболелась голова от свежего воздуха, от того, что идет по улице, видит дома, встречных людей, воробьев, дерущихся на раскатанном прошлогоднем конском навозе. В госпитале разбаливалась голова - хоть кричи, а теперь-то что! Он снова видит, узнает каждый камень, каждую щербинку на плитках панели… А вот это что-то новое. Здесь был деревянный дом с сердечками на ставнях, с темными резными наличниками, а в маленьких оконцах вечно цвели какие-то мелкие красные цветочки. Теперь подымается стена из свежего белого кирпича, с просторными проемами окон еще без рам. Ба! Никак немцы строят?

– Тут же дом был с сердечками, - сказал Василь, останавливаясь.

– Сгорел. Теперь вот какой домину пленные строят.

– Ну правильно, - нахмурился Василь. - Сами разрушили, сами пусть и строят.

Они двинулись дальше, Василь свернул было к своему двору, но Злата удержала его за руку.

– Куда ты? У тебя там сырость. Ни разу не протопили. К нам пойдем.

Василь кивнул благодарно.

Дверь в Златину квартиру оказалась не запертой, Василю даже померещилось, что кто-то торопливо шмыгнул в нее, когда они появились во дворе.

За дверью была тишина.

– А где Катерина? - недоуменно спросил Василь в прихожей.

– Идем-идем… - Злата открыла дверь в комнату.

И навстречу грянул туш. Его во всю глотку орал Толик, а подтягивали Захаренок и Гертруда Иоганновна. Катерина держала в руках крышки от кастрюль и била ими друг о друга невпопад.

Василь столбом стал в дверях, а под ноги ему с визгом бросился серый комок, запрыгал вокруг, норовил лизнуть, но разве достанешь до носа такого длинного человека.

– Киндер, Киндер… - узнал Василь.

А огромная овчарка в углу зарычала, и шерсть на ее загривке поднялась.

– Серый! - крикнул Толик. - Это же Ржавый. Мы ж с тобой к нему в госпиталь ходили… Ай-яй-яй!…

Толик подошел к Василю.

– Здорово, Ржавый! Серый, это друг.

Овчарка подошла, обнюхала Василя и вильнула хвостом.

– Что ж ты не предупредила меня, - упрекнул Василь Злату.

– Сюрприз!

Катерина бросила гремящие крышки и повисла у Василя на шее.

– Василь, ты мне честно скажи, тебе новые глаза прибинтовали?

– Дурочка. Старые у меня глаза. Свои. Видишь, серые, как у тебя, - он поставил Катерину на пол. - Здравствуйте, Гертруда Иоганновна.

– Здравствуй, Василь, - Гертруда Иоганновна подошла и поцеловала Василя в щеку.

Василь смутился, поэтому сказал бодро: