Елена Нестерина - Когда пробьет полночный час

И вот сейчас, кажется, опасность миновала – да и на дороге, ведущей к лагерю, смог он разглядеть первый автобус. Который увезет его наконец отсюда. Подальше-подальше!..

Дрожащими ногами обхватив толстый ствол дерева, трясущимися руками держась за него, начал Натан свой спуск. Детей, загнавших его на сосну, внизу видно не было…

Каждую секунду боясь сорваться, Натан горестно вздыхал – и представлял себе, как летит вниз, как бьется о землю, как ему больно, больно, больно… Он потихоньку спускался – и хныкал.

– Смотрите – обезьяна! – показывая рукой куда-то вверх, негромко воскликнул Дима Копыточкин. – На сосне!

– Откуда она здесь? – удивился Ботаник, настраивая на носу свои мощные очки и приглядываясь к копошению на дереве.

– Может, тут где жила? Из зоопарка сбежала и скрывалась по лесам? – предположил Мишка. – Неужели ожившие покойники ее из тайного укрытия выгнали?

– Нет, – покачал головой Вовка.

– Или последний оживший мертвец на дерево забрался, чтобы в могилу не лезть! – ахнул Ботаник.

Но мальчишки и с этим не согласились. Вовка и Дима Копыточкин, у которых было самое острое зрение, присмотрелись к обезьяне-покойнику повнимательнее…

– Говорю же – ни то ни другое, – снова сказал Вовка.

– Почему?

Потому что никакая это была не обезьяна. И не забравшийся на дерево мертвец-отказник. Вскоре все мальчишки поняли это.

Натан-обезьян продолжал осторожненько спускаться и подвывать, переживая о своем подорванном ночным бдением на вершине сосны здоровье.

– Все понятно, кто это, – усмехнулся Андрюшка.

– Поддадим ему веселья – для ускорения пробега до корпуса? – предложил Мишка.

– Давайте!

И как только нога Натана ступила на землю, раздалось задорное улюлюканье. Обезумевший воспитатель заметался, хотел вернуться на дерево, да сил уже не было, да и с разбегу это надо было делать. Завизжав, как молодой поросеночек, бросился он прочь от этого места – к воротам лагеря. Ведь туда сейчас должны въехать спасительные автобусы…

– Да, ребята… – удивлялись водители автобусов, глядя на разгромленный лагерь «Огонек». – Такой Королевской Ночи еще ни одна смена не устраивала. Что же вы тут творили вчера?

– Веселились… – односложно отвечали все – от мала до велика: и детишки из последнего отряда, и повара, и даже сама начальница лагеря.

– Хорошо повеселились-то?

– Да, с душой.

И вот и мальчишки, и девчонки забрались в автобусы. Дима Копыточкин стоял на улице и смотрел на своих приятелей. В дальнем окне мелькали косы красотки Петрушкиной, ее подруга тоже иногда поглядывала на улицу. Стучал очками в стекло Ботаник, улыбался, махал ручонкой. Дима махал им всем. Ребята уезжали, а он оставался. Не в лагере, конечно, а в деревне своей родной.

Заняв места, Вовка, Андрей и Мишаня выскочили из автобуса.

– Ну пока, Димарик! – протягивая руку, сказал Вовка. – Ты тут давай не забывай.

– Да разве забудешь, – улыбнулся он. – Я тут буду бдить. А вы приезжайте в августе на третью смену. Или на следующий год. Я к вам в гости буду в лагерь приходить. Да, и не рассказывайте никому про наше кладбище и про Королевскую Ночь. Все равно никто не поверит.

– Да уж не будем, – хмыкнул Вовка.

– Понятное дело – не поверят, – добавил Андрюшка.

Автобус засигналил. Воспитательница окликнула ребят из двери.

– Ну, побежал я! – Дима махнул всем рукой на прощание.

И помчался в деревню, огибая притихшее кладбище. Там, в деревне, Димку Копыточкина ждали братья, сестры, бабка с дедом, родители, хозяйство.

А заброшенное кладбище снова погрузилось в покой, который нарушали только дикие лесные голуби, с грустным гугуканьем влетая и вылетая из приютившей их старой кладбищенской церкви. Кто-то или что-то пугало их иногда. Но вот что это было такое – Диме Копыточкину непременно хотелось выяснить…