Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

Каждый покорно нёс свою ношу. Без экспедиционного груза остались клика Скоробогатова, женщины, не считая Сакеят из агуаруна, хромоногий Дима и захлёбывавшийся в собственном поту Покачалов. Дима злился. То и дело норовил прихватить общую сумку в довесок к личному рюкзаку.

Мулы были загружены сверх меры. Поверх попоны на них крепились деревянные треугольные распорки, по форме напоминавшие стропила, а к распоркам приторачивались матерчатые вьюки, кожаные сумы, просмолённые деревянные ящики, скрутки брезента и другой защитной ткани. Экспедиция Скоробогатова несла много диковинного груза, который наверняка впечатлил бы человека, непривычного к путешествиям. Артуро и сам забавлялся, глядя, как вереница людей и мулов тащит десяток плетёных клеток с курами, туши подстреленных в пути оленя и дикого кабана. Но подлинный интерес у Артуро вызывали металлические ящики, прежде лежавшие на баркасе Скоробогатова, а в лесу перекочевавшие на спину одного из мулов. Их всегда кто-нибудь караулил. Как правило, Шахбан или Сальников, чуть реже Баникантха, вечно жевавший свою мерзкую бетелевую жвачку, а в последние дни не брезговавший и кокой. Простых индейцев и даже метисов, вроде Перучо или Диаса, к металлическим ящикам не подпускали. Артуро не решался напрямую спросить о них у Егорова, уверился, что в них лежит нечто ценное. Возможно, связанное с Городом Солнца.

На одном из мулов поверх прочей поклажи возвышалось самое настоящее каминное кресло. Кресло Скоробогатова. Обитое натуральной кожей, с цельными боковинами-ушами и завитками громоздких валиков, с медными стёжками и резными ножками. Кресло, сейчас плотно закутанное в полиэтилен, каждый вечер устанавливали в палатке Аркадия Ивановича. В нём он выслушивал отчёты и отдавал распоряжения. Дядя Гаспар наверняка назвал бы сорокакилограммовое каминное кресло захватывающим умопомешательством, дурью или просто дикой блажью. Артуро улыбнулся, представив, как дядя произносит это с привычным андалузским акцентом и как, провожая кресло взглядом, закатывает глаза.

Не осталось сомнений, что дядя Гаспар обманул и своего племянника, и людей Скоробогатова – не было никакой лихорадки в девятом году, а его похороны оказались пустышкой. «На досуге напиши , как тебе живётся послес мерти . Был на твоих похоронах в Малаге . Искренно и со всей скорбью тебя оплакал , а теперь готов посмертно поздравить тебя с приобщением к плеяде мёртвых мастеров». Артуро неделю назад выпросил у Егорова переписку Шустова с Дельгадо. Подборка конвертов несколько лет пролежала в стене на Антонио Матея и открылась лишь Максиму и его друзьям. Наградой Шустову-младшему стала Пасть каймана. Печальная история. Он так кричал, что эхо его голоса порой докатывалось до нижнего лагеря. Впрочем, это могли быть отзвуки ночных кошмаров.

Углубившись в воспоминания, Артуро чуть не налетел на Орошпу, остановился в полушаге от его рюкзака. Где-то впереди случилась заминка. Возможно, индейцы в очередной раз наткнулись на колючий бамбук. Кандоши выждали несколько минут и, переговорив, опустили на землю свою громоздкую ношу – четыре лодки, для переноса которых Егоров отрядил шесть носильщиков: по двое на каждую моторную лодку и ещё двое на вложенные одна в другую плоскодонки. Индейцы не озаботились задержкой. Не зная, продлится она несколько минут или дольше, растянулись в порожних лодках. По большей части сразу уснули. Почему бы и нет. Артуро и сам хотел присесть, но впереди раздался крик.

Кажется, кричала Аня.

Кандоши, дремавшие в лодках, оживились. С любопытством приподнялись над бортиками. Сзади послышались перешёптывания. Глухая стена джунглей слева и справа отозвалась заполошной перекличкой птиц, а где-то высоко в пологе ветвей запричитали невидимые отсюда обезьяны.

Крик не повторялся. Его сменили громкие голоса. Говорили по-русски и по-английски. Артуро не удавалось разобрать ни слова. Что бы там ни случилось, это наверняка было связано с общей задержкой.

Артуро сбросил рюкзак на руки Раулю и заторопился вперёд. Протолкнуться через запружённую просеку оказалось непросто. Артуро, не обращая внимания на лежавших кандоши, прошёлся прямиком через лодки, несколько раз наступив кому-то на руку или ногу. Затем спрыгнул на землю, стал боком обходить измотанных духотой и потому неподвижных мулов. В лицо лезли разорённые соцветия бегоний, нитевидные корни ползучих деревьев и липкие обрубки стрельчатых листьев.

Протолкавшись, Артуро наконец увидел, что Аня сидит на свежесрубленной неоднородной гати, покрывавшей земляную гниль. За спиной Ани о чём-то спорили Екатерина Васильевна и Сальников. Неподалёку стоял Покачалов. Он лениво обтирался платком и с явным неудовольствием следил за происходящим. Возле Ани сидела Зои, бережно обнимавшая подругу за плечи, а возле них, частично опрокинутый в заросли, лежал индеец. Кажется, Шутка из кандоши.

Дима говорил, что имя Шутки по-русски звучит забавно. Но сейчас Ане было не до смеха. Индеец умирал. Поверхностное дыхание выдавало в нём последние отголоски жизни. Судя по разбухшей, покрытой бледно-синими разводами шее, Шутку укусила змея. Должно быть, обозлилась после громких ударов мачете и ждала в ветвях. А потом бросилась на удобно подставившегося человека. На месте Шутки мог оказаться любой из экспедиционной вереницы.

Самóй змеи поблизости не было, значит, прикончить её не успели. Укусила и тут же скрылась. Или до сих пор ждала где-нибудь поблизости, следя за поднятой из-за её нападения суетой. Артуро боязливо осмотрел ближайшие ветви.

Укус в шею не оставил индейцу шансов. Яд с первых секунд парализовал его тело. Никто не заметил, какой именно была напавшая на Шутку змея, что осложняло подбор сыворотки, да и Скоробогатов не стал бы понапрасну расходовать запасы лекарств. О себе, о своей дочери Лизе он позаботится, а потерю одного из носильщиков не ощутит. Одним индейцем меньше, одним больше. Не беда.

– Он ещё жив! – Аня заметила Артуро и обратилась к нему по-испански. – Сделай что-нибудь!

Артуро в ответ качнул головой. Другие кандоши растащили поклажу Шутки, распределили его груз. Кто-то снял с него сапоги и мачете. Они Шутке больше не пригодятся. Каких-либо чувств не выказали ни Макавачи, руководивший всеми кандоши, ни стоявший неподалёку Тсиримпо, плывший с ним в одной лодке и вроде считавшийся его другом.

Не найдя поддержки, Аня растерянно смотрела на свои руки. Сальников прорвался к ней мимо Екатерины Васильевны и, если бы не его дочь Зои, должно быть, силком поставил бы Аню на ноги и тычками заставил бы идти дальше. Боялся, что его накажут за внезапную остановку. Судя по глубоким шрамам на лице и частично обожжённой шее, Сальников знал: наказания у Скоробогатова бывают суровыми.