Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

– Дверь? О которой говорила Исабель? – уточнил Максим.

– Ну или проём. В кактус как-то глупо входить. В солнце тоже. А вот в проём можно.

– И куда он ведёт?

– Надо думать, к mysterium tremendum, – буркнул Покачалов.

– Ясно… – выдохнул Дима. – Странно до чёртиков. Двери, кактусы… Лучше бы объяснили, что нужно теням. Они ведь неслучайно наткнулись на нашу экспедицию. Значит, стерегли её. Шли по пятам, запугивали ловушками и мёртвыми ленивцами. Не хотели никого трогать. Даже старуху подослали, чтобы она отговорила индейцев помогать Скоробогатову. Отговорить и запугать не получилось, и тени стали убивать. Убили всех, кого смогли. И нас убили бы, но… стоят истуканами. Ждут, пока мы тут замаринуемся до… Слушай, может, им нужна новая кровь?

– Что? – Максим достал из кармана «Ракету». Стрелки указывали четвёртый час. Нужно было возвращаться на бивак.

Ремешок из телячьей кожи на отцовской «Ракете» пришлось срезать – от влаги он растрескался и пропах, как сбруя на мулах и кожаное кресло Скоробогатова. Остался лишь кругляшок позолоченного корпуса, который Максим держал в нагрудном кармане.

– Ну, представляешь, – оживился Дима, – они ведь тут давно живут, три века уж точно.

– Кто? – рассеянно спросил Максим и позвал всех возвращаться из леса на берег.

– Тени, кто! Чтобы не началось вырождение, они периодически загоняют сюда, на полуостров, свежую кровь. Ждут месяц-другой, пока люди смирятся, и принимают их в своё племя. Красят им головы в чёрный, вместо трусов выдают пучок травы с верёвкой… Ну, ты понял.

– И, конечно, выбирают самых достойных, – кивнул Максим. – Людей с исключительными талантами – тех, кто со временем становятся их вождями.

– А то! – обрадованно кивнул Дима. – Точно говорю, так и есть. Нас сделают вождями. И мы будем править армией диких теней. Чем плохо?

– Думаешь, отец знал? – Максим посмотрел на Никиту. – Когда оставлял за собой хлебные крошки, знал, что мы с мамой столкнёмся с туземцами? Знал, что тени Вердехо живы?

– Вряд ли. – Покачалов бережно промокнул пот на воспалённой щеке. – Да и если бы знал, не разбросал бы свои кости вокруг святилища.

За подобными обсуждениями проходили вечера. Жечь костры Максим не боялся. Более того, надеялся, что огонь в ночи привлечёт тех, кто выжил после нападения туземцев и сумел потемну выбраться к полуострову. С каждым днём надежда встретить других членов экспедиции таяла. Даже Дима перестал гадать, кто именно и каким образом уцелел. За разговорами каждый занимался своими болячками. Покачалов сушил нарывы в подмышках, ощупывал бурые корки на лице и лысине. Дима выставлял к костру ноги, изъязвлённые, покрытые красными пятнами, но за последнюю неделю почти не терзавшие его болью: Аня постирала и высушила ботинки брата, да и в дождь он не высовывался из-под тента, оберегал стопы от влаги. Лиза пропадала в палатке Скоробогатова – ухаживала за отцом, рассказывала ему обо всём, что узнала от Максима о руинах, потом выходила наружу и молча ложилась в свой гамак. Сам Максим вынужденно разваривал еду в котелке, так как не мог есть ничего твёрдого из-за воспалённых дёсен и припухшего языка.

Максим слушал, как Никита и Дима спорят о «кактусе» на стенах каанчей и выстроившихся к нему обнажённых людях, сам же размышлял об удивительной отъединённости полуострова, где ни разу не встретил ядовитой мерзости, кишевшей в джунглях на другом берегу реки. Разве что на границе южного прохода удавалось заметить безвредных собакоголовых удавов. Три дня кряду беглецы питались исключительно их мясом и салатом из молодых побегов бамбука. Ярко-зелёные, с белыми ячеистыми ромбами на коже, удавы казались игрушечными, резиновыми. Намотав хвост на тонкую ветку и покачиваясь на ней, они становились лёгкой добычей. Максиму хватало нескольких взмахов мачете. Аня жалела их, но привыкла помогать Максиму – сама надрезáла убитую змею вдоль позвоночника, снимала с неё кожу чулком и затем бралась потрошить светло-розовую тушку толщиной с палку докторской колбасы. Бульон из удава даже без приправ, которых не осталось, как и прочей экспедиционной провизии, казался вкусным и нравился всем больше бульона на кабаньем мясе.

Дима и Никита взялись обсуждать уличные дуги брошенного поселения, предположили, что их строение тоже было символичным. Получалось, что продолжения концентрических кругов уходят в глубь скального отвеса. Местные жители верили, что в его тверди спрятана обитель каких-нибудь богов или источник их божественной силы. Покачалов рассказывал о других руинах, где ему удалось побывать вместе с Шустовым-старшим, о том, как они делали свои первые открытия, как оказывались затерянными в пустынях и лесах и как умудрялись вернуться домой – всей пятёркой основателей «Изиды», пока первым в Африке не погиб Паша Гуревич. Затем в Южной Америке погиб Паша Давлетшин, наконец погиб сам Шустов, а теперь, судя по всему, погиб и Костя Сальников.

«Могу лишь гадать , будет ли мой Максим хоть отчасти похож на меня – заговорит ли в нём когда - нибудь голос моей крови». Максим вспоминал пересказанное ему Аней последнее письмо отца. Невидящим взглядом смотрел в огонь. Понимал, что уткнулся в тупик. Ничего важного на руинах не нашёл. Помощи от разгромленной экспедиции не дождался. Между тем Максим перечеркнул в блокноте одиннадцатое января. Месяц, отмеренный Марденом на ожидание, истекал шестнадцатого числа. Следующей ночью Максиму предстояло уйти в джунгли. Других вариантов не осталось. Он или погибнет, как погибли двое кандоши, или доберётся до мамы, Лучо и проводника. Думать об этом не хотелось. Нужно было насладиться тем, что он жив здесь и сейчас. И он не один. С ним сидела Аня. Рядом были Дима и неожиданно сблизившийся с ними Покачалов. Даже присутствие Лизы по-своему успокаивало. Максим знал, что умирать, сражаясь за друзей, будет не так обидно.

После завтрака все обычно расходились по делам, но сегодня руины заброшенного поселения и мелкие бивачные заботы казались неуместными. Путникам предстояло распрощаться – навсегда или до времени – с Максимом. Проснувшись, они не знали, о чём говорить, и долго молчали. Если бы не Покачалов, Максим, пожалуй, не выдержал бы поминальной тишины и ушёл. Никита, не вылезая из гамака и обсасывая ложку после змеиного бульона, взялся рассказывать ему об «Изиде», ставшей обычным антикварным магазином, однако изначально бравшей заказы у частных коллекционеров и аукционных домов, которым требовалось найти какой-нибудь особый памятник искусства, проследить его бытование или выяснить загадку его происхождения.

– Иногда загадки уводили очень далеко, – с грустью промолвил Покачалов.