Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

Из патио можно было пойти чуть дальше, к стоявшим вдоль стен дополнительным помещениям, где располагались хозяйские спальни, учебные комнаты, комнаты для прислуги, хозяйственные закутки, хранилища и гостевые спальни.

Дома соляриев на второй террасе напоминали богатые дома конкистадоров, но были искажены под влиянием индейской архитектуры. Колониальные дома-колодцы смешались с каанчами инков. Никогда прежде Салли с подобным смешением не сталкивался. Каждая комната здесь строилась в виде самостоятельного домика, соединённого с другими не обычными дверными проёмами, а коротким коридором с ажурными каменными стенами, узорчатые прорези в которых превратили их в настоящие шпалеры для ползучих мягкодревесных растений. Таким образом, дом-колодец превращался в отдельное поселение, обнесённое своей крепостной стеной.

В дальнем углу патио Салли обнаружил помещение с двумя смежными уборными. Судя по тому, что поблизости не оказалось «песочницы», под каменным отверстием в полу прежде шумела проточная вода. Солярии использовали все преимущества котловинного расположения их города. Им явно пришлось потрудиться, чтобы спрятать сточные воды на городских ярусах или как-то перебить распространяемый ими запах. Салли допускал, что прежде река между верхним и средним ярусами была целиком укрыта цветущими насаждениями или даже спрятана под деревянным настилом.

Салли в полузабытьи ходил по коридорам. Высматривал предметы быта. Каменные табуреты и скамейки. Медную и глиняную узорчатую утварь. Серебряную посуду и латунные крышки от масляных ламп. Деревянные стенки и крышки сундуков давно разбухли от влаги и превратились в питательный перегной. Салли видел колонны филодендронов, выросших прямиком из кованой клетки бывшего сундука: металл вживился в их стволы, оставался различим, а крона высовывалась наружу через давно обвалившуюся кровлю и стелилась по бортикам уцелевших стен.

Кровати с пышными балдахинами, письменные столы – кроме тех, что были сделаны из камня, – деревянная и тканая драпировка стен, картины в резных рамах и гардеробы – всё истлело, как и память о соляриях. Но сохранились пожелтевшие от времени человеческие кости. Они были всюду. В спальнях, в гончарных помещениях и в аркадных галереях. Те из соляриев, кто не сбежал из возрождённого Эдема в последние годы его существования, погибли здесь, в горной котловине. Судя по трещинам и пробоинам в черепах, смерть многих была насильственной. Лезвия мечей, наконечники стрел и пули настигали местных жителей в их собственных домах, где они, возможно, надеялись укрыться от царивших снаружи беспорядков. Кто истребил соляриев и зачем? Безголовые туземцы? У них не могло быть ни мечей, ни кремнёвых ружей. Тогда кто? Чем закончилось создание города творческой свободы, жителям которого была обещана свобода от налогов , сословных предрассудков , политического надзора , воинской повинности и свобода от кровавой тирании ростовщиков ? Этого Сальников не знал.

– Обязательно проверь, надёжно ли выводные провода держатся в капсюле, но сильно тянуть не надо. Легонько подёргай, – наставляла Зои голосом Шахбана.

– Проверю, – смиренно кивал Салли. – Подёргаю.

Сальников хотел бы остаться в одном из домов-колодцев. Считал, что Шустов-младший не заинтересуется террасами с их простенькими строениями, когда в его власти оказался нижний центр возрождённого Эдема. Однако Салли обнаружил расставленные в зарослях силки, едва не угодил в один из них. Продвигался с осторожностью. Поначалу с ужасом думал о силе и неутомимости Максима, накрывшего Город Солнца тенётами своего невидимого присутствия. Потом Салли разглядел беглецов на дне котловины. Они шли вчетвером. Скоробогатовы куда-то запропастились. Но, главное, беглецов вёл седой заросший старик в дикарских одеждах. Вот кто ставил силки. Вот кто принёс подношение местным духам в виде жареного мяса. Обычный отшельник. Безумный дикарь.

– Обязательно разомни патрон взрывчатки. Убедись, что порошок в нём не слежался. Только не порви бумажную оболочку, – наставляла Зои голосом Шахбана.

– Разомну, – с дрожью шептал Салли. – Не порву.

Завалившись в гончарном помещении одного из домов-каанчей, Сальников переждал новый приступ лихорадки. Очнувшись, немедля отправился к северной лестнице. Забрался по ней на третью, пахотную террасу – шестой из семи поясов возрождённого Эдема. Там отыскал жёлоб горного ручейка. Привёл себя в порядок. Убедился, что жёлоб был расчищен вручную. Значит, отшельник им пользовался. Значит, приходил сюда. В отчаянии Салли заторопился назад, к северной площадке, и поднялся на седьмой, верхний пояс.

Наслаждаясь порывами горного ветра, долго стоял, глядя вниз и удивляясь причудливости созданного Затрапезным и дель Кампо поселения. Насилу отвлёкся. Отправился на поиски убежища и обнаружил, что на пахотных террасах прятались свои жилые здания. В отличие от зданий первых двух террас, они размещались в выдолбленных и естественных скальных пещерах. За внешней стеной каменной кладки, отгораживавшей и маскировавшей внутренние дома, скрывался лабиринт из комнат и залов, соединённых проходами, сетью воздуходувных каналов и дренажей.

Наскоро осмотрев несколько пещер, Салли убедился, что их глубина, как правило, не превышала пятнадцати метров. Местами внутренние помещения обвалились. Раскрошившийся сланец и комки слипшегося известняка похоронили под собой наиболее глубокие проходы. Из-под завалов сочились белёсые ручейки, давно вышедшие за пределы проложенных тут сточных желобов и подтачивавшие самые крепкие из возведённых в пещерах стен.

Некоторые из внутрискальных домов оказывались двухэтажными, и верхний этаж, приближенный к поверхности горы, как правило, стоял рассечённый сотнями белоснежных струн – корней, опущенных деревьями на поиски влаги. Они проникали через щели в естественной «крыше», жадно стелились по полу, затем вытягивались на первый этаж по лестнице, в тесноте лестничного проёма переплетаясь в толстые жгуты, и там находили долгожданные озёрца и протоки, впивались в них и за десятки метров питали древесину и листья растущих на хребте деревьев.

Бродя наугад по несложным лабиринтам некогда жилых коридоров, Салли натыкался на разработки гипса, на шахты с выходами каменной соли и другие шахты, затопленные или засыпанные глыбами скального лома. Испугался, что настенная резьба, остатки чавинских барельефов, порой переходивших со стен на потолки, а в некоторых комнатах покрывавших и пол, увлечёт его, поглотит без остатка. Вырвался из пещер. Не сдержав стон, сдавил ладонями виски. Чувствовал, как отчаяние и обида приближают новый приступ лихорадки, и пытался себя успокоить.