Владимир Кузьмин - Под знаком розы и креста

Мой конвоир задержался в карете излишне долго, но спрыгнул ловко. Чуть потянулся, сдерживая зевоту, и ткнул пальцем направо:

– Туда.

Туда так туда. Мы миновали парадную лестницу, ведущую ко входу в особняк, и я уж было решила, что мы станем обходить его, чтобы войти сзади, но оказалось, что сбоку есть еще один вход. В него-то мы и прошли. Конвоир мой, распахнув дверь, чертыхнулся – по ту сторону было совершенно темно. Пришлось ему доставать спички и разжигать приготовленную у входа свечу. Вот при ее свете мы и спустились вниз, хотя здесь имелась лестница и в верхние этажи. Естественно, что несший свечу мужчина шел сзади. Собственная тень мешала мне видеть, приходилось нащупывать ступеньки ногами, чтобы не упасть. Но конвоир отнесся к моей неторопливости равнодушно.

Наконец спуск закончился, и меня ввели в небольшую комнатку, судя по вешалкам для одежды, служившую прихожей, но не задержались в ней, а прошли дальше. Следующее помещение было просторнее, но не слишком большое, зато освещено относительно ярко. Крашенные черным стены, из мебели лишь стол, длинный, прямоугольный, накрытый белой скатертью. В противоположной ко входу стене еще одна дверь. Освещается все массивным канделябром с десятком свечей, не вполне уместно стоящим возле стола.

– Я вас оставлю на короткое время. Вы уж не скучайте.

И вышел обратно, не забыв повернуть ключ, торчавший в замке с той стороны.

Ну коли предложено не скучать, так мы этого делать и не станем. Смотреть здесь особо нечего, но сама эта скудость обстановки наводит на размышления. Двери, не ту, через которую меня ввели, не ту, что напротив, я даже трогать не стала. Первую заперли, и я это слышала, вторая если и не заперта, то ведет куда-то, куда мне смысла нет залезать. Я подошла к столу. Оказалось, что это и не стол вовсе, а нечто вроде постамента. И накрыт он не скатертью, а белой простыней. С большим пятном крови в середине. Кровь свежая и явно настоящая. А вот что она не человеческая, а какого-то животного, я даже сомневаться не стала.

Ну ясно же, что все это специально для меня приготовлено. Канделябр специально притащили откуда-то, а не стали зажигать светильники на стенах. Поставили его так, чтобы он обязательно привлек внимание к этому месту. Ну и кровь специально налили. Предположим, что тут все-таки лежал кто-то, истекающий кровью. А после его убрали. Уж, наверное, пятно было бы размазано. А тут словно полито нарочно. Очень им хочется меня напугать. Чтобы была посговорчивее. А раз такие меры предприняты, то и я их немало напугала. Понять бы чем.

И как себя вести? Кем они меня представляют: глупой барышней? Вряд ли, считай они так, не стали бы стараться, поступили бы попроще. Значит, изображать дурочку не стоит? Так какую роль выбрать? Умной, но взбалмошной девицы? Которая очень многое знает и еще о большем догадывается. Но плохо держит при себе свои знания и догадки. Нужно заинтересовать моих похитителей, сообщать что-нибудь по крохам, неспешно. Всякий раз сказав что-то, давать повод думать, что могу сказать и более важное.

Дверь распахнулась, но не та дверь, через которую я вошла, а другая. От этой неожиданности я невольно вздрогнула, что не осталось незамеченным открывшим дверь все тем же моим знакомцем, что впервые появился на телеграфе. Он хмыкнул и распахнул дверь шире.

– Входите! – то ли пригласил, то ли приказал он мне.

Я вошла, уже догадываясь, что увижу за порогом. Еще сделав первый шаг к дверям, я почувствовала сильный запах горящего масла и решила, что сейчас увижу зал, вполне сходный с теми декорациями, что приготовили для меня накануне представители тайных братств.

В самом деле, отличий оказалось не слишком много. Дверь располагалась не в центре торцевой стены, а с краю стены боковой. Драпировка была не из черного, а из темно-синего бархата. В дальнем конце на постаменте в три ступени стояло массивное кресло, укрытое небрежно наброшенным бархатным покрывалом. Аккурат над ним на стене вычурный герб, в центре которого изображен черный крест с алой розой в его перекрестии. Факелов горело шесть из восьми, и потолок над ними был изрядно закопчен, но не годами коптился, а скорее зажигались эти факелы раз двадцать или того меньше. Если происходило это раз в неделю – выходило, что впервые их зажгли месяцев пять назад. Но могло быть и иначе, да и я могла все оценить неверно. Да и неважно это. Сейчас неважно. Куда важнее, что тут не было рыцарских доспехов, зато на стенах в изобилии развешано оружие. По большей части шпаги и кинжалы. Из разных стран и из разных времен, видимо, собирали их с миру по нитке, не особо вдумываясь, уместны они здесь или нет. Но это тоже неважно. Главное, что здесь есть подходящие для меня клинки.

Мой конвоир встал подле двери и замер, прислонившись к косяку. Кажется, эта дверь была здесь единственной. Тогда как же он прошел сюда? Нет, в дальнем углу была еще одна, но прикрытая портьерой. Та дверь не замедлила распахнуться, и в залу вошел еще один мужчина. Тоже лет тридцати с небольшим, волосы светло-русые, лицо украшено бородкой и усами. Двигается также прямо, с военной выправкой, как и первый. Одет в военного покроя френч, галифе и сапоги.

Он подошел ко мне вплотную, резко остановившись в полушаге. Кажется, ожидал, что я подамся назад, но я с места не сдвинулась. Глянул в лицо. Вот такой же цепкий и пронизывающий взгляд у господина Фролова! Мне захотелось заерзать под этим взглядом, но я заставила себя улыбнуться. Постаралась, чтобы улыбка вышла застенчивой, может быть, дружелюбной, лишь бы не кислой. И сама заглянула в его лицо. И в который раз увидела то, что мне пришлось по душе. На крыльях носа остались следы белого порошка! Да и глаза показались состоящими из одних провалов невероятно, даже при здешнем полумраке, расширившихся зрачков.

– Как здесь романтично! – воскликнула я так громко, что мой визави невольно чуть вздрогнул от неожиданности. – Ну отчего вы, господа, в цивильных костюмах, а не в бархатных накидках с капюшонами?

– Да оттого, что мы не в балагане, сударыня, – жестко ответил стоящий рядом со мной, делая, впрочем, пару шагов назад.

– Разве? Готовились-готовились, а теперь говорите, что представления не будет. Даже обидно, право слово, господа!

– С чего вы взяли, что мы готовили какое-то представление?

– Разве нет? Впрочем, можете говорить, что вам угодно.

– Я ж говорил, что сообразительна сверх всякой меры, – хохотнул от дверей мой конвоир.

– Говорил, Сережа, говорил. Я тебе и сразу поверил, а теперь и сам имел возможность убедиться.

– Да не такая я и сообразительная, – сказала я, делая несколько шагов полукругом и как бы осматриваясь. – Далеко не все могу себе вообразить.