Валерий Роньшин - Тайна прошлогоднего снега

На Красной площади царила зеленая тоска. Слонялись туда-сюда прохожие, летали там и сям голуби, тикали и такали часы на Спасской башне. А на бронзовой лошади сидел бронзовый полководец – не знаю, какой именно, - мы его по истории ещё не проходили. Я же стояла у окна и смотрела на всё это, наверное, уже в стотысячный раз. С тех пор как я с мамой энд папой переехала в эту квартиру, за окнами наблюдался один и тот же неизменный пейзаж: все те же голуби, все те же часы, все та же лошадь под все тем же полководцем. Одним словом – скукотища.

Да что там вид из окна – вся жизнь какая-то жутко однообразная, из года в год одно и то же, одно и то же: день-ночь, зима-лето, обед-ужин…

Ну разве что на какой-нибудь клевый дискан сгоняешь для разнообразия. Хотя, по большому счету, и там все однообразно: музыка грохочет, огни сверкают… Еще можно, конечно, в кого-нибудь втюриться или втрескаться по уши, а то и по самую макушку. Но в этом вопросе парад проходит пока что мимо меня. Мне уже почти четырнадцать лет, а любви все нет и нет. Правда, решила я как-то влюбиться в Володьку Воробье­ва. Тем более что это очень удобно: учимся в од­ном классе, живем по соседству… И почти что уже влюбилась. Но тут, как назло, химичка на своем уроке выдала такую пенку: никакой любви нет, а есть лишь состав из углерода; водорода и азота, который вырабатывается в человеческом мозгу — из-за него-то люди и испытывают чувст­во влюбленности. Я как увидела эту голимую «формулу любви», которую химичка написала на доске — C8H11N, — мне сразу и влюбляться рас­хотелось. Впрочем, меня не только из-за форму­лы влюбляться не тянет, а еще и из-за того, что я жутко ревнивая. Причем могу ревновать к чему угодно, хоть к фантику от конфеты. Если конфе­та вкусная, а фантик облизывает кто-то другой — убью сразу! А Володьку мне не хочется убивать. Воробей — классный парень! Правда, он совсем без тормозов, все время его круто заносит. То он на скрипке наяривал с утра до вечера, то в теле­скоп на звезды пялился с вечера до утра, то дю­дики километрами читал, то Гафчика разговари­вать учил (Гафчик, он же Гафч, он же Гафчуля — наш с Володькой лопоухий друг-дворняга)…

А сейчас Воробей зациклился на инопланетянах. Днем и ночью смотрит по видику фильмы про коварных пришельцев, которые прилетают из глубин Вселенной на своих энлэошках, чтоб за­хватить нашу Землю.

Меня, честно сказать, вся эта космическая му­ра не зажигает. Хотя иной раз и появляется жела­ние умчаться в космические дали, чтобы только в эту дурацкую школу не ходить. Но с такими тем­пами освоения космоса — в час по чайной лож­ке — вряд ли я куда-нибудь улечу с Земли, разве что в следующей жизни. Это только в кино зем­ные астронавты и космонавты весь космос избо­роздили вдоль и поперек, а на самом-то деле они дальше Луны и нос сунуть боятся. Крутятся во­круг Земли, как мошки вокруг лампочки. Тоже, прямо скажем, не фонтан — месяцами висеть в невесомости на космической станции и глазеть в иллюминатор на все ту же Землю…

Ой, что-то я не туда заехала. Приношу десять килограммов извинений!..

О чем я говорила?.. Ах, да, о школе. Так вот, в этой дурацкой школе я за восемь лет учебы не только не поумнела, а, наоборот, поглупела. Что совсем неудивительно. Кто-то когда-то где-то сказал: «Чем больше человек узнает, тем больше становится того, чего он не знает». Выходит, нет никакого смысла много знать. «Много будешь знать — скоро состаришься» — слыхали такую поговорочку? А я не хочу быстро стариться. Мне неохота даже до полтинника доживать, чтоб не наблюдать себя как тетеньку, которая медленно, но верно превращается в старушку. Возможно, это и глупо звучит, но пока что это именно так. Поэтому уроки я делаю левой ногой. И не толь­ко уроки. Я вообще много чего левой ногой умею делать. Я умею надевать на ногу ботинок, умею потом в нем топать по лужам, могу заки­нуть левую ногу за правое ухо — опс! Могу на­красить ногти на левой ноге в розовый цвет, чтоб они отличались от ногтей на правой ноге. И еще до фигища чего могу!.. Могу, например, ногой и по роже вмазать…

Ну-у, «по роже вмазать» — это отдельная пес­ня. Когда я расследовала дело черных колдунов, мне пришлось основательно поработать левой но­гой. Думаю, черные колдуны надолго запомнили мой коронный удар слева. И не они одни…

Да уж, горячие у меня тогда выдались денечки!

Жизнь моя превратилась в сплошной поток невероятных приключений. Чего я только не расследовала, кого я только не преследовала: всяких маньяков, наркодельцов и прочих брата­нов… Пули во время перестрелок свистели, по­крышки во время погонь визжали. А в самом конце концов я обязательно выводила на чистую воду всю эту шманьку-драньку и — клац-клац — защелкивала им наручники.

Разумеется, я не одна распутывала запутанные преступления, мне помогал Воробей. Это сейчас он ничего, кроме своих инопланетян по видику, не видит, а тогда мы с ним шли нога в ногу, стояли плечом к плечу и отстреливались спина к спине… Короче, рисковали на всю катушку. Ну а когда еще рисковать, как не в молодости, верно ведь?.. А еще с нами на всю катушку рисковали майор Гвоздь Петр Трофимыч, начальник Отдела по борьбе с нечистой силой, и полковник Мо­лодцов Григорий Евграфыч по прозвищу Супер-опер, начальник Ударной бригады по борьбе с бандитизмом… Крутые дяденьки — ничего не скажешь. О Молодцове и Гвозде среди оператив­ников ходили легенды, что и тот, и другой мог без огня прикурить и без воды утопить.

Потом я еще работала на дико секретную службу, выполняя дико секретные задания Ивана Сергеича и Сергея Иваныча (это, как вы сами понимаете, псевдонимы, настоящие их имена ди­ко засекречены). К сожалению, я не могу вам рассказать, какие именно задания я выполняла, потому что это не просто тайна, а — государст­венная тайна. Скажу лишь, что мой кодовый но­мер был 013 и что все задания касались внутрен­них интересов России.

Где я только не побывала, отстаивая эти самые внутренние интересы — даже в Гондурасе и на острове Пасхи. Оказалось, что у России буквально везде есть свои внутренние интересы, и поэтому я исколесила весь земной шар. Кстати сказать, не такой уж он и шар, а так себе — шарик. И Даль­ний Восток оказался не таким уж и дальним, и Средняя Азия — не такой уж средней… Эх, какое это было сказочное времечко. Я действовала по двадцать шесть часов в сутки, спала всего по три минутки, а по утрам просыпалась — ни фига се­бе! — опять настроение отличное!..

А потом… потом все, словно сговорившись, послали меня в «игнор», то есть, попросту гово­ря, стали игнорировать — и Петр Трофимыч с Григорием Евграфычем, и Сергей Иваныч с Ива­ном Сергеичем. Да и вообще все они куда-то по­девались, как в воду канули. Наверняка продол­жают распутывать запутанные преступления и отстаивать внутренние интересы России, но уже почему-то без меня. Я им не завидую, я вообще не люблю завидовать. Зависть — это как расти­тельное масло, которое вытираешь тряпкой и вы­тираешь, а оно все не вытирается и не вытирает­ся. Однажды я пролила целую бутылку расти­тельного масла на кухонный пол — и полночи занималась половой жизнью с половой тряпкой в обнимку, но под утро все равно было скользко.