Лев Линьков - Малыш с Большой Протоки

— Товарищ полковник, разрешите доложить? — вытянулся он, увидев среди встречающих начальника отряда.

Серов коротко сообщил, как всё произошло вчера. Рассказал, что, переночевав в охотничьей заимке, он не мог сразу, с рассветом пойти на заставу — всё ещё лил дождь и Большое болото превратилось в озеро.

А потом пошёл. Перетаскивал метров на сто Рабига, возвращался за нарушителем и тащил его…

Выезжая из отряда и предвидя беду, Суслов на всякий случай взял с собой врача, который и занялся ранеными. К великой досаде повара Сысоева — ничего не услышишь! — Яковлев приказал принести ужин для Серова в комнату службы.

— Мы вас искали даже на Долгом болоте, — рассказывал полковник, с улыбкой глядя, как Ермолай уплетает за обе щеки баранину. — На сорок вёрст облазили всю округу.

— Почему вы, товарищ ефрейтор, догадались, что именно этот нарушитель шёл на таких штуках? — спросил Яковлев, разглядывая лежащие на табурете

подошвы с конскими подковами, сделанные наподобие сандалий.

— Он сам сказал, только, правда, наутро, и показал, где спрятал. Я ему объяснил, что без подков с места не тронусь.

— Подождите, — удивился Суслов. — Следовательно, вы носили его от заимки к дороге и обратно?

— Пришлось. Нужно же было достать вещественные доказательства.

— Следовательно, в общей сложности вы прошли сегодня с таким грузом километров тридцать? Вот так наш Малыш!

Сразу после того как врач осмотрел и перевязал раненых, Суслов забрал их с собой в отряд.

— Всё будет в порядке! — сказал на прощание Ермолай Рабигу. — Врач говорит — рана твоя лёгкая. Мы ещё с тобой походим на границу!

— Кто такой этот железнодорожник? — не утерпев, полюбопытствовал Сысоев.

— Племянник покойного Гитлера! — буркнул Серов. — Разберутся, где надо.

— А тебе, Малыш, письмецо тут оставили, — объявил другу Ивлев.

— Кто?

— Сам депутат Челябинского областного Совета, — лукаво усмехнулся Николай.

Если посмотреть на это место с птичьего полёта, то взору предстанет такая картина: река, стиснутая холмами, круто сворачивает на чужую соседнюю сторону, оставляя на советской земле Большую протоку. Граница идёт дальше уже не по реке, а заросшими тайгой холмами.

Капитан Яковлев, младший сержант Серов и ефрейтор Нуриев лежали над обрывом в зарослях ивняка. Да, Ермолай стал уже сержантом, а Рабиг — ефрейтором!

Утро наступало тихое, ясное. С безымянного острова доносился шум драки, затеянной сороками; стремительно носились стрижи, оглашая воздух дружным пронзительным визгом. Заросли хорошо скрывали трёх пограничников, а им с обрыва были видны и река, и противоположный берег от излучины до мыса, за который сваливалась побледневшая луна. В голубоватом свете отчётливо выделялись узкие листья ивы. Звенели комары. Зелёные фуражки и чёрные голенища сапог превратились в серые от комариных крыльев. Шея, уши, лицо и руки покраснели и покрылись волдырями. В такое время таёжные жители не выходят из домов без дымокура или густой сетки, надетой на голову. Да ведь не пойдёшь же на охрану границы со шлейфами дыма и в затуманивающих зрение сетках! А специальный пахучий состав, которым намазались пограничники, не очень-то пугал комаров. Только ветер или ливень могли развеять их полчища, но деревья были недвижимы, а чистое июльское небо не обещало влаги.

Однако даже кровопийцы-комары не могли испортить в это утро хорошего настроения. Накануне Ермолай получил сразу несколько писем: два из Ивановки — от отца и старого учителя Фёдора Ильича, с Северного флота — от Антона Курочкина, от Бориса Пахомова из Павловки и из Челябинска от Нины Долгих. Чего греха таить — первым хотелось прочесть Нинино письмо, и всё же Ермолай удержался и отложил его напоследок.

Отец сообщал такие новости, что не сразу даже поверилось.

В сельском клубе показывали на днях перед «Повестью пламенных лет» кинохронику о лётчиках: как они живут, учатся, готовятся к полётам в заоблачные выси. Все, кто сидел в зрительном зале, с великим удивлением узнали в лётчике-инструкторе Се-рёгу Варламова, своего бывшего колхозного шофёра. Того самого балагура Серёжку, который ловко управлялся с автомашиной, лихо пел под гармошку частушки, неплохо стоял в воротах футбольной команды и считался в районе хорошим секретарём комсомольской организации, — да мало ли таких колхозных ребят! Верно — в армии он выучился на лётчика-истребителя, но кто бы мог подумать, что он сам станет учить будущих лётчиков.

Вторая новость касалась семьи: сестрёнка Маруся собирается выходить замуж. Жених — известный Ермолаю Никита Бауков. Прошлой осенью Никита вернулся из армии механиком и сейчас заведует колхозными мастерскими. Мария хлопочет на птицеферме. Совет им да любовь! Намеревались сыграть свадьбу летом, но отложили. Такой нынче богатый урожай — не до гуляний, поспеть бы управиться с уборкой.

«И мать наша, Марфа Васильевна, — заключал отец, — категорически сказала, что без тебя свадьба не в свадьбу. Ведь тебе, Ермоша, по осени домой!»

Подумать только, Маруся — невеста! А давно ли под стол пешком ходила! Алёнка — и с ней не шути — в третьем классе! Нарисовала в отцовском письме космический корабль «Восток-10» и приписала сбоку: «Я хочу в космос!»

Старый учитель тоже упоминал Серёгу Варламова: «Будет замечательно, если наш Серёжа добьётся ещё больших успехов в авиации, дело это великое! Однако нельзя забывать и о делах земных, о нашем великом строительстве. Вашему поколению предстоит осваивать не одно околосолнечное пространство, а и по-настоящему проникнуть в глубь земных недр, стать хозяевами несметных богатств морей и океанов».

Мудрый, добрый Фёдор Ильич! Как деликатно он объяснил, что в шахматной задаче, сочинённой Ермолаем, не одно решение, а целых три.

Распечатав конверт с почтовым штемпелем «Павловка», Ермолай не сразу вспомнил, кто же такой Борис Пахомов, чьё имя и фамилия были обозначены на обратном адресе. «Ба! Да ведь это же тот самый паренёк, которого довелось спасать во время лесного пожара!» С грамматикой у Бориса не всё пока ладно — вместо «товарищ» пишет «товаришч», но тут нечему и удивляться: родители-староверы до восемнадцати лет не пускали парня в школу. Удивительно другое — за два года вчерашний сектант стал трактористом, окончил школу колхозных механизаторов, вступил в комсомол.

«А для вас товарищ Серов в благодарность пишу мой стих, — старательно выводил каждую букву Борис Пахомов.—

Тайга огнём грозила Хотела сжечь меня Но есть другая сила Она меня спасла. Зовут ту силу дружбой Она всего сильней. Я с помощью той дружбы Стал равным средь людей».