Мария Некрасова - Толстый – повелитель огня

Тонкий не разделял крысиного энтузиазма. Осень, дождь, бесплатные грязевые ванны всякий раз, как выйдешь на улицу. Сейчас бы дома на диване валяться и мечтать о новых коньках к зиме! «Нет, – сказала бабушка, – отправляйся, внук, в Подмосковье, к неизвестной тете Лене. Подальше от дивана, поближе к природе. Там, видишь ли, – воздух».

Унылые подмосковные домики, как старухи в серых платках, горбились вдоль железной дороги. Развевалась на ветру седина-пакля, торчавшая между бревнами тут и там, поблескивали серые, будто выцветшие глаза, окошки. Иногда Тонкому казалось, что он слышит, как поскрипывают на ветру старые ступеньки: «Ох, суставы ломит! К дождю, видать». От скуки он считал, сколько старух-домов промелькнет за окном электрички, но потом бросил.

Вообще, дурацкое это слово – «старуха», ну его. А больше ничего примечательного за окном не было, только полуголые деревья да, может быть, грязно-белая коза – промелькнет и скроется.

Слишком всего много произошло за последние дни, чтобы внятно думать о чем-то конкретном. Пранкеры, домушники, Лабашов. И все, похоже, закрыто: вопросы решены, участие Тонкого больше не требуется… А все равно. Студенты и преподаватели. Почти такой же вечный конфликт, как отцы и дети, но от этого не легче.

Такое ощущение, словно в университете объявлен глобальный праздник непослушания с телефонными звонками и уголовщиной. Причем один преподаватель насолил студентам так, что пранкера мало, надо устроить квартирную кражу… А ты – внук этого преподавателя, и тебе как-то неуютно от таких событий.

Теперь вообще в ссылку отправляют, и твоя святая обязанность – радоваться до ушей и благодарить за гостеприимство незнакомую тетю Лену. Или Елену Анатольевну, как удобнее-то? Какая разница, все равно там будет ее сын, значит, благодарить за гостеприимство надо его. А Тонкий даже конфет не купил! Свинтус.

Шикнули двери, надавила сзади толпа, и Тонкого вынесло на платформу. Народу было немного, но каждый работал за двоих локтями и корпусом. Сашка только чуть скорректировал направление, чтобы не влететь носом в дверь. Робкий толчок в спину, столкновение с чьим-то рюкзаком и – пожалуйста: здравствуй, подмосковный город Горбунок! Здравствуй, толпа тех, кто работает в Москве, а живет здесь и штурмует электрички дважды в день, утром и вечером. Здравствуйте, бомжи и торговки всякой фигней. Здравствуй, незнакомый парень, который стоит столбом, кого-то высматривая. Прости, но я, кажется, сейчас в тебя врежусь…

– Ты – Саня?

Тонкий царапнул нос о блестящую зеленую пуговицу, затормозил, бесцеремонно схватив незнакомца за локоть, а уж потом ответил:

– Я. Здрасьте.

– Можно на «ты», – подсказал незнакомец. – Я Витек. Мать хорошо тебя описала, я сразу узнал.

Тонкий вежливо закивал, пожал протянутую руку и подумал над еще одной странностью бабушек: ты их в глаза не видел, а они тебя знают! Причем знают настолько хорошо, что могут описать… Вот кому в сыске работать надо!

– Она говорила, к вам воры залезли, а ты их разогнал? Здо́рово, я бы испугался.

Тонкий посмотрел на квадратного Витька, чьим кулаком можно было бы колоть орехи, причем кокосовые, и подумал, что это он из вежливости. Или так, чтобы разговор поддержать. Тонкий вот за свою жизнь так и не научился поддерживать разговор. Когда говорить вроде и не о чем, но из вежливости требовалось, он терялся и молчал, как дурак. А бабушка потом возмущалась, какой у нее внук невоспитанный.

– Так я испугался. Сначала. А потом…

Без всякого удовольствия Тонкий рассказал Витьку, как было дело с кражей. В красках расписал картину: «Полуголый придурок бежит за милицией, а бабушки держат вора». Витек смеялся, а Тонкий думал: о чем еще рассказывать, когда эта история иссякнет?

Но когда история закончилась, Витек поведал, как однажды к ним в пекарню залезли бомжи. Унесли не пироги, не хлеб, не топливо, а прокисшие ягоды, наверное, для браги. Пропажу заметили только после того, как сосед Валерий Палыч указал Витьку на срезанный замок: «Это так и надо? Третий день замок на одной дужке болтается!»

– А как узнали, что это были бомжи? – полюбопытствовал Тонкий.

– Так они потом возвращались! – Витек хохотнул. – Несколько раз в открытую встречали меня у порога и спрашивали, нет ли еще прокисших ягод. Просили, чтобы я их не выбрасывал, а выставлял на улицу, типа: «Мы ведра тебе вернем».

– А ты?

– Послал их куда подальше. Нечего было спиливать замок, попросили бы сразу…

Тонкий в сотый раз посмотрел на Витька, в сотый раз представил того ненормального смельчака, который вздумал бы чем-то Витьке насолить, а потом еще и признаться в этом. Никто умнее первоклашки воображаться не хотел, и Тонкий оставил это занятие. Тем более что они уже пришли.

– Вот моя фазенда. – Витек гостеприимно распахнул калитку. – Здесь я гроблю свои молодые годы, мечтая стать богатым и знаменитым.

– Что, правда? – наивно спросил Тонкий.

– Ну, это пекарня матери. Я помогу ей подняться, пока не станет возможным нанять пекарей на мое место. Или пока она сама на пенсию не выйдет, – он смешно хмыкнул. – Но этого долго ждать. Давай заходи, знакомься с местными достопримечательностями. – И он протолкнул Тонкого в калитку.

Достопримечательностей оказалось четыре: воинская часть за холмом, городок, больше смахивающий на деревню, чуть ближе – собственно пекарня и нервный сосед Валерий Палыч. Когда-то, не слишком давно, когда пекарня только открывалась, этот сосед не пожелал ехать в город (хоть ему и предлагали), а предпочел поселиться прямо рядом с пекарней. Все последующие месяцы он ежедневно жаловался на приторный запах булочек и шум грузовика по утрам.

Витек рассказывал долго и вдохновенно, как однажды Валерий Палыч выловил у пекарни солдатика, стоявшего в очереди за булками, и передал ему в руки жалобу на имя командира части. Что именно содержалось в депеше, Витек так и не узнал, понял только, что там говорилось про него. Но судя по тому, как долго потом хихикали солдаты всякий раз, когда покупали здесь булки, Валерий Палыч обвинил Витька как минимум в шпионаже.

– Может, он накатал, что я в пирожках секретные донесения распространяю или что у меня ракета в духовке спрятана, как-то так. Никто ничего путного не сказал, все только ржали.

Тонкий от души пожалел Витька: знать, что сосед хохмит, и не видеть самой депеши, над которой смеются солдаты… Обидно это, как ни крути.

В городке, больше похожем на деревню, и в воинской части, как понял Тонкий, живут основные покупатели Витиной выпечки. В том числе прапорщик, школа и булочная. В той школе Витек ни разу не был, но точно знал: по субботам туда ходят одни шестилетки, а географичка – дура, потому что никак не снимет с подоконника фикусы, давно вышедшие из местной моды.