Валерий Гусев - Призраки графской усадьбы

– А зачем ему это? – поинтересовался Ратников.

– Не знаю. Говорит: «Мой работать твой апартаментер люче два ста раз».

«Странно, – подумал участковый. – Что-то они все завертелись вокруг музея?» А вслух сказал:

– А ты сам не подумал, зачем ему твоя комната?

– Разве, дядя Андрей, угадаешь, что у психа на уме?

– А ты постарайся.

– Вообще-то эта комната легендарная, с привидениями. Кто-то стучит в стенки. Кто-то подбрасывает записки…

– Кто-то теряет у порога отмычки, да?

– Ну… не совсем так, – увильнул Костик.

– А вещи не пропадают? – серьезно спросил Андрей.

– Нет, – удивленный таким вопросом, ответил Костик.

– Мой совет, будь повнимательней. И чуть что – меня информируй. Договорились? Так будет лучше.

– Ага. В два ста раз.

И Костик пошел в гостиницу. Ему оставалось проработать еще два документа, и он надеялся, что после этого картина с исчезновением князя Оболенского прояснится окончательно.

…Но этого не случилось. Наоборот, картина стала еще более запутанной.

Документов в номере не оказалось.

Ни на столе, где они до этого лежали. Ни в столе, куда иногда, уходя надолго, складывал их Костик. Ни на кровати. Ни под кроватью. Их не было нигде. Будто и не было никогда.

Костик похолодел. Ему доверили ценные исторические бумаги, а он их утерял. Не сберег. И кому они могли понадобиться?

Он лихорадочно перерыл весь номер – напрасно. Бумаги бесследно исчезли.

Костик выбежал в коридор.

Оля была на месте.

– Что с тобой? – с улыбкой спросила она. – Привидение увидал?

– Ага! – Костик перевел дыхание. – Ко мне никто не заходил?

– Ну что ты! – Оля чуть заметно смутилась. – Как можно! Да что случилось-то?

– Из номера исчезли все архивные материалы, которые дал мне Саша.

– Что ты говоришь! – Оля прижала ладони к щекам. По всему видать, она испугалась по-настоящему. – Ты хорошо смотрел?

– Даже в стаканчике для зубных щеток, – нашел в себе силы пошутить Костик.

– Пойдем, вместе посмотрим, – Оля захлопнула книгу.

В номере она старательно вела поиски, но Костику показалось, что ищет она совсем не то, а что-то другое. Не записку ли, подумалось ему. И снова нехорошее подозрение кольнуло где-то внутри. То ли у сердца, то ли в желудке.

– Пойдем к Саше, – вздохнула Оля. – Может, он забрал их. Вдруг что-то понадобилось уточнить?

– А как он в номер попал?

Оля в ответ пожала плечами. Видимо, это означало: откуда я знаю или – ты что, Сашу не знаешь?

И то, и другое Костика не успокоило. Не успокоила его и реакция Саши.

– Как же ты так? – не на шутку огорчился тот. – Я эту подборку несколько лет создавал. Это же материал моей будущей диссертации.

Костик опустил голову. Что он мог ответить?

– Ты ключи никому не давал?

– Ну что ты!

– Не терял? Не оставлял где-нибудь?

Костик покачал головой.

– И кому они могли понадобиться? – Саша поскреб затылок. – Ничего в них особенного нет. Частная история, давняя притом…

Но у Костика вдруг что-то мелькнуло в голове. Мимолетное. Что никак не вспоминалось.

– Я дяде Андрею скажу, – произнес он.

– Участковому?

Костик кивнул.

– Вряд ли его это заинтересует. Это ведь даже не экспонаты еще.

– Я попрошу, он поможет.

– Валяй, – без особой надежды вяло согласился Саша.

Вечером Костик едва дождался Ратникова. И с ходу выложил ему все: о попытке неизвестного проникнуть в его номер, об угрожающих записках, о пропаже старинных бумаг.

– Записки у тебя? Давай их сюда. А завтра попробуй взять у работников музея образцы почерков. Сможешь? Только не явно, придумай что-нибудь. Я отдам их на графологическую экспертизу. И постарайся припомнить, что все-таки важное, с определенной точки зрения, могло заинтересовать неизвестных лиц в этих бумагах? Какой-нибудь компромат? Сведения о кладе? Еще что-нибудь в том же духе.

И тут Костик вспомнил! В тех материалах, которые он не успел изучить, был перевод воспоминаний какого-то царского чиновника о всяческих «роскошах и причудах» в доме графа Шувалова. Он начал читать восторженные строки о павлинах в саду, о зверинце, в котором содержались диковинные животные дальних стран, о пальмах и апельсиновых деревьях в оранжерее… Вот-вот! А дальше была такая фраза: «И тут, государи мои, граф любезно посвятил меня в тайну, ведомую ему одному. Из оранжереи, в конце коей была потайная дверца…» На этом лист заканчивался, а следующую страницу Костик начать не успел – ребята позвали в музей.

Может, эта потайная дверца и заинтересовала неизвестного? Чтобы этим путем проникнуть в музей. А кому это надо? Теме и Жучке!

Все это он залпом выложил Ратникову, но тот с сомнением покачал головой:

– Не так это просто. Откуда Теме и Жучке знать про твои архивы? Как эта парочка могла попасть в твой номер? Не действует ли параллельно с ними кто-то еще? Подумай. А завтра, как добудешь образцы почерков, – сразу ко мне.

С образцами трудностей не было. Костик сразу же отложил черновой листок из научной работы Саши по истории Оболенского, квитанцию, которую выписывала ему Оля на проживание в гостинице, обращение Афанасия Ивановича в гордуму с просьбой о выделении средств на охранную сигнализацию, листок из настольного календаря аспиранта. Каждую бумажку он снабдил фамилией ее автора.

И понял, что отдавать на экспертизу ничего не нужно. На записках и квитанции была одна рука. Да еще и красный фломастер из стаканчика и листок бумаги из стопки на Ольгином столе.

Записки писала она! И в номер могла войти только она. Да еще тетя Мотя. Ну, она отпадает – мотива нет. Значит, и бумаги Оболенского похитила Оля.

Зачем? На этот вопрос ответа не было.

Не хотелось Костику нести бумаги участковому. Но раз обещал…

Ратников забрал их, оставил мальчика дожидаться в своем кабинете, а сам ушел к экспертам.

Вернулся он довольно скоро. Костик поднял на него глаза. Милиционер был озабочен, но не встревожен. Скорее – наоборот.

– Заключение графолога передаю устно. Записки угрожающего содержания написаны рукой Ольги Воронцовой. Это несомненно.

– Но зачем? Что это значит?

– Не знаю. Но наш графолог добавил, что специалисты его профиля могут по почерку определить многое: и возраст человека, и его пол, образование, характер. То есть дать полный психологический и социальный портрет.

– Ну и что?

– Так вот. По поводу автора записок красным фломастером он высказался примерно так: человек романтического склада, с чувством юмора, начитанный. Несмотря на явную угрозу в содержании записок, реально они представляют собой просто шутку, розыгрыш. Это возможно, как ты считаешь?

– Хороши шуточки! Ночью пыталась взломать дверь, подбрасывала записки. И бумаги стащила! Романтический юморист!