Василий Ардаматский - Опасный маршрут

Идти теперь было труднее. Утомлял довольно тяжелый сверток, и путь был новый, неизведанный – все время нужно было думать о том, чтобы не сбиться с нужного направления. Приходилось часто останавливаться, искать просветы в кронах деревьев и проверять путь по Полярной звезде.

Вот он в очередной раз остановился, и в то же мгновение, когда замер звук его шага, позади он услышал хруст сломанной ветки. Окаемов замер ~ этот нечаянный, чуть слышный звук сказал ему все – его преследуют!

Сжав в кармане пиджака пистолет, Окаемов пошел дальше, весь обратившись в слух, – да, сзади шел человек… Да, шел человек, не очень умеющий бесшумно ходить по лесу. Как это он не заметил его раньше? Да, абсолютно точно – его преследует один человек.

За Окаемовым шел Гончаров.

Случилось так… Гончаров прошел до следующего поста за поворотом железной дороги, поговорил с дежурившим там сотрудником и пошел назад к станции, идя теперь уже по самому краю леса. Когда, по его расчетам, до водокачки оставалось километра два, он остановился под старой елью и стал вслушиваться в тихий и ровный шум леса. И вдруг шагах в десяти от него из кустов к лесу метнулась черная тень, и затем в лесу послышался быстро удалявшийся шорох. Гончаров уже вынул пистолет, чтобы подать условный сигнал выстрелом, и тут же передумал: «Возьму сам». Гончаров осторожно стал углубляться в лес. Он теперь все время слышал шорох впереди, и его все сильнее охватывало жгучее ощущение близости врага и радостный трепет от мысли, что он его поймает.

По звукам поняв, что враг возится у своей базы, Гончаров решил атаковать его после того, как он возьмет свои вещи, которые должны стать неопровержимой уликой. Но его планы нарушило то, что, оставив базу, Окаемов пошел дальше, а не назад, и пошел очень быстро…

Окаемов продолжал идти, лихорадочно обдумывая план действий.

Решение принято. На ходу Окаемов вынул из потайного кармана листок бумаги с записью шифра, порвал его на мелкие клочки и разбросал – при любой ситуации это не должно попасть в чужие руки. Затем Окаемов резко повернулся и пошел навстречу своему преследователю.

Гончаров прижался к дереву. Окаемов шел прямо на него.

– Стой, стреляю! – крикнул Гончаров, совершенно не представляя себе, как он поступит в следующую секунду, и думая только о том, что он обязан взять врага живым.

– Что значит – стой? Кто это орет? В чем дело? – спокойно отозвался Окаемов, продолжая идти на Гончарова.

– Стой! – еще раз крикнул Гончаров.

В это мгновение Окаемов сделал несколько почти беззвучных выстрелов по голосу и услышал глухой стук упавшего тела.

Гончаров лежал ничком, выкинув вперед руку, сжимавшую пистолет…

Окаемов вышел к шоссе, когда ночь еще царствовала в притихшем бору. Аромат леса смешивался с горьким запахом разогретого за день гудрона. Черная лента шоссе была похожа на убегающую в лес реку. И снова Окаемову чудовищно повезло – он выбрался к шоссе метрах в пятистах левее поста, наблюдавшего за дорогой.

Не выходя на шоссе, Окаемов пошел вдоль него, в сторону города. Позади послышался нарастающий гул. Окаемов лег в кювет и стал ждать. Вдали в лесной чаще закачалось желтое пятно света; оно становилось все ярче, и наконец из-за поворота выплыли два глаза автомобильных фар. И тотчас машина остановилась, и возле нее заметались тени. Окаемов понял – машину остановил патруль. Да, это было так. Дежуривший там сотрудник придирчиво осмотрел весь грузовик, заглянул даже в железную бочку, катавшуюся по кузову. Проверив документы шофера, он отпустил машину, допустив при этом серьезную ошибку: он не сказал шоферу, что ищет человека, и шофер уехал, убежденный, что на дороге ищут какое-нибудь украденное добро.

По шоссе к Окаемову приближался грохочущий пустой бочкой грузовик. Когда машина была уже совсем близко, Окаемов увидел, что шофер в кабине один. Он быстро вышел на шоссе и поднял руку. Расчет его был смелый и рискованный: если в машине окажутся чекисты, он стреляет и снова уходит в бор; зато, если все сложится благополучно, он получает надежный и быстрый способ добраться до города. Это стоило риска…

– Опять проверка? – сердито крикнул шофер.

Окаемов, не отвечая, подошел к машине, открыл дверцу кабины и взобрался на сиденье рядом с шофером.

– Быстро… в город.

– В город – можно, а быстро – нельзя, – проворчал шофер, включая скорость. – Машина – утильстарье.

Проехав километров пять, шофер спросил:

– Чего ищете-то?

– Что надо, то и ищем. Болтай поменьше, лучше будет. Молча они доехали до города.

– Куда вам надо?

– К Восточному вокзалу…

К трем часам ночи на ноги был поднят весь поселок Лесной.

Потапов переговорил по телефону с тремя соседними районами и потом позвонил в город полковнику Астангову:

– Что произошло, я еще не знаю. Час назад я послал связного на пост Гончарова, и связной его не нашел. След уходит в лес.

– Действуйте молниеносно! – приказал полковник. – Я выезжаю…

Собаки взяли след довольно скоро, но, углубляясь в лес, они вели себя все более неуверенно, метались из стороны в сторону, кружились на одном месте. Потапов понял: очевидно, в лесу два следа. Однако постепенно собаки вели людей все дальше и дальше в чащу бора.

…Павел Гончаров лежал навзничь – его перевернул Окаемов. По его мертвенно белому лицу ползали муравьи. Потапов прежде всего увидел этих муравьев и, опустившись на колено, смахнул их с лица друга. Потом он приподнял и аккуратно опустил на землю его тяжелую, уже не сгибающуюся руку, приоткрыл веко над стеклянным глазом… И все еще не хотел поверить, что Гончаров мертв. Расстегнул ему рубашку, хотел послушать сердце и отшатнулся – на него черными глазками глянули две пулевые раны под левым соском.

К Потапову подошел милиционер:

– Товарищ майор, вот бумага какая-то…

Потапов, приняв на ладонь мелкие клочки бумаги, сразу понял, что это такое, и приказал двум сотрудникам произвести тщательный обыск места, где эти клочки были найдены.

К Потапову подбежал один из проводников:

– Товарищ майор, собаки взяли след, уверенно ведут к шоссе.

Потапов в последний раз посмотрел в мертвое лицо друга. Странное дело: то трагическое, непоправимое, что случилось – он потерял друга, – отмечало словно какое-то второе сознание, и оттого боль в сердце была глухой, неясной. Потапов медленно уходил от мертвого друга, в ту минуту не понимая, что непереносимая боль от постигшей его утраты еще придет к нему, но значительно позже, когда на могиле друга уже засохнут цветы и когда все происходящее сейчас уже превратится в папку с четырьмя буквами «Дело», поперек которой полковник Астангов размашисто напишет синим карандашом: «В архив»…