Валерий Роньшин - Отдай свое сердце!

Самокатову приходилось верить другу на слово. Сам Генка еще ни разу в жизни не целовался. Нет, с родственниками-то он, конечно, целовался – и не раз – и с папой, и с мамой, и с бабушками, и с дедушками… А вот поцеловать понравившуюся девчонку – такого в Генкиной жизни еще не случалось. И вот сегодня должно было случиться.

Самокатов встал, постель убирать не стал, позавтракал на ходу чипсами с колой… Без родичей, конечно, было зашибись. С тех пор, как они укатили к морю, никто Генку не доставал, типа: сходи в магазин или делай уроки… Впрочем, уроки Самокатов делал. И делал хорошо. Потому что отец обещал ему навороченный айфон, если Генка закончит седьмой класс без троек.

Самокатов потопал в школу. Притопал и столкнулся с директором.

– Здрасьте, – поздоровался с ним Генка.

Купоросов кивнул в ответ, а Самокатов сразу же вспомнил как дирик-мертвец душил его когтистыми пальцами. У Генки утром даже шея побаливала, будто его, и впрямь, душили. А глянув в зеркало, он увидел на шее свежие царапины, хотя с вечера никаких царапин не было.

«Где это я мог оцарапаться?» – думал Самокатов, подходя к кабинету физики.

Здесь уже стоял Макс Горохов.

– Привет, Горох, – сказал Генка.

– Привет, Самокат.

– Как делишки?

– В порядке. Зацени: вчера ко мне сразу четыре девчонки пристали.

– Супер, – заценил Самокатов. – А мне сегодня такой отстойный сон приснился. Будто я превратился в Курочкину, а потом…

– В какую Курочкину? – перебил Макс.

– Ну в Ритку Курочкину.

– Что еще за Ритка?

Генка хмыкнул.

– Хорош, Горох, лопуха из себя строить. Как будто ты Курочкину не знаешь.

– Не знаю.

– Кончай прикалываться.

– Да кто прикалывается? Я вообще не врубаюсь, о ком ты говоришь.

– О Курочкиной из нашего класса.

– Нет у нас в классе никакой Курочкиной.

– А кто у окна сидит?

– Баринова.

– А рядом с Бариновой кто?

– Никто.

Генка начал заводиться.

– Горох, я тебя сейчас в луже утоплю!

– Да отвали ты, Самокат. Сказано те-бе – с Бариновой никто не сидит.

– Курочкина с ней сидит! – завелся Самокатов.

– Да нет у нас в классе никакой Курочкиной. Цыпцын – есть, а Курочкиной нет.

Мимо них как раз проходил Цыпцын.

– Толян, – схватил его за руку Горохов.

– Чего? – малость опешил Цыпцын.

– Курочкину знаешь?

– Какую Курочкину?

– Ладно, свободен. – Горохов повернулся к Самокатову. – Ну что, слыхал?

Прозвенел звонок, и ребята пошли на физику. Но Генке было не до учебы. Он озадаченно смотрел на окно; точнее, на пустой стул у окна. Где же Рита?.. Может, опаздывает?.. Но Курочкина не появилась и на втором уроке. И на третьем… Самокатов приуныл. Значит, поцелуи отменяются. А он настроился именно сегодня поцеловать Риту.

– Ну, и где твоя Курочкина? – ехидно спрашивал на каждой переменке Горохов.

– Отвали, Горох, – отвечал Самокатов.

– Нет, ты, и правда, думаешь, что у нас в классе есть какая-то Курочкина?

– Да, есть.

– Самокат, по-моему, ты совсем спятил.

– Сам ты спятил.

Генка подошел к Бариновой.

– Лен, ты Курочкину не видела?

– Какую Курочкину? – ответила Баринова точно так же, как Горохов и Цыпцын.

Оставшиеся уроки Самокатов просидел в полнейшем недоумении. И даже двойку у Нестеровой схватил – по русскому. А дома попытался привести в порядок свои беспорядочные мысли. Итак, Горохов, Цыпцын и Баринова в один голос утверждали, что Курочкиной в их классе нет. Но это же бред. Бред-то бред, но почему тогда Ритина фамилия не вписана в классный журнал, в который Генка заглянул по ходу уроков?.. И он-то – придурок! – не взял у Риты номер ее мобилки. Сейчас бы звякнул – и все дела.

Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля… – заиграл мобильник.

– Алло, – ответил Самокатов.

– Приветик, – сказала Курочкина.

– Рита! – обрадовался Генка. – Это ты?

– Нет, не я, – хихикнула Курочкина. – С вами говорит автоприветчик.

Все Генкины тревоги сразу же – фьють! – и улетели.

– Рит, а чего ты в школу не пришла?

– А, решила прогулять, – беспечно ответила Курочкина. И спросила: – А ты от Московского вокзала далеко живешь?

– Нет, не далеко. На Лиговке. А что?..

– Приезжай тогда сейчас на Фарфоровскую. До нее минут десять на электричке. Давай, Генчик, в темпе. Я тебя буду на платформе ждать.

– А почему именно туда?

– Приедешь – узнаешь.

– О’кей! Еду!

И Самокатов помчался на вокзал. Он бы сейчас и на край света помчался, если бы Рита его туда позвала.

Примчался. Вскочил в электричку и снова помчался. На Фарфоровскую.

Настроение у Самокатова сделалось просто суперским! Генка больше не думал ни о своем кошмарном сне, ни о странностях в школе… Правда, он сегодня пару схватил. И если ее не исправить, то по русскому за год будет трояк. А это значит – гуд бай навороченный айфон. Так что придется подкатывать к Нестеровой насчет двойку исправить.

И вот уже – Фарфоровская.

Курочкина стояла у кассы и что-то писала маркером на стене.

– Привет, Рит! – подскочил Генка. – А что ты тут пишешь?

Курочкина закрыла надпись ладошкой.

– Ничего.

– Дай посмотреть.

– Не дам. Прочтешь, когда обратно поедешь.

– Ты что-то про меня написала?

– Про тебя и про себя.

– А можно я сейчас посмотрю?

– Нельзя.

И Рита увлекла Генку к скамейке.

– Посидим?

– Посидим.

Они сели. Курочкина достала из рюкзачка пакетик изюма в шоколаде и протянула Самокатову.

– Угощайся, Генчик.

Генка начал угощаться.

– Рит, а чего ты сегодня в школу не пришла? – снова спросил он.

– Так я ж тебе сказала: решила прогулять.

– Но мы же договорились после уроков пойти в океанариум.

– Ой, извини. Забыла.

Генка был уязвлен.

– Я ведь тебе три раза напоминал.

– А у меня в одно ухо влетело, а из другого вылетело, – захихикала Рита.

Да, стыдить Курочкину было явно бесполезно. И Самокатов сменил тему.

– А ты что, здесь живешь?

– Ага, под платформой, – продолжала хихикать Рита.

– Ну, в смысле, около Фарфоровской? – уточнил Генка.

Курочкина не успела ответить. К ним подошел мужчина в черном костюме и с белым букетом.

– Вы не подскажете, как пройти на собачье кладбище? – спросил он.

Рита стала объяснять:

– Идите прямо, потом налево, затем направо…

Мужчина пошел. А Генка спросил:

– Что еще за собачье кладбище?

– Там собак хоронят. И еще кошек, хомячков… Короче, домашних животных; я своего Крыжовника тоже там похоронила.

– Какого Крыжовника?

– У меня был кот по имени Крыжовник… – Курочкина печально вздохнула.

Мимо платформы несся скорый поезд. Когда он унесся, Рита сказала:

– Ген, у меня для тебя не очень приятная новость… – Курочкина замялась.