Джеймс Понти - Флориан Бэйтс и похищенные шедевры

– ТЕМЕ – это сокращение от « Теории мелочей». С ее помощью я узнаю подробности о разных людях и местах. Идея в том, что, когда набираешь достаточно мелких деталей, это открывает тебе глаза на нечто большее.

– А где ты узнал об этой теории? Брал уроки философии? Или в шпионской школе?

– Я… придумал ее… наверное.

Маргарет это насмешило:

– Ты изобрел ТЕМЕ?

– В основу легли кое-какие вещи, которые я узнал от родителей, – сказал я. – Но собрал все вместе и придумал название я. Так что – да, получается, я ее изобрел.

– Ты сказал, твои родители работают в музеях, так?

– Отец проектирует охранные системы. Он как-то объяснял, что самое главное в его деле – находить крошечные нестыковки, которыми могут воспользоваться плохие парни.

– Как в утверждении: «Прочность цепи равна прочности самого слабого звена»?

– В точности, – подтвердил я. – А моя мама работает реставратором. Она восстанавливает старые полотна и говорит, что лучший способ понять картину – это обнаружить ту самую малейшую деталь, которая расскажет тебе всю историю. Как улыбка Моны Лизы.

– И это подвело тебя к ТЕМЕ?

Я кивнул.

– У моих родителей совсем разные профессии, но они оба берут за основу идею, что мелочи очень важны. Однажды я даже использовал ТЕМЕ, чтобы помочь отцу поймать преступника.

– Эту историю я точно должна услышать, – заявила Маргарет, хватая очередное печенье и радостно им хрумкая. – Как ты это сделал?

– Один музей в Испании грабили трижды за год. Вещи, которые крали, были малюсенькими, но жутко ценными. И никто не мог сообразить, как ворам это удается. Музей нанял моего отца, и он проверил там все на свете, но точно так же ничего не выяснил.

Но в один прекрасный день он оставил на столе кипу отчетов, и я начал их рассматривать. По большей части там была типичная писанина, непонятная мне, но я заметил, что во всех ограблениях встречаются два общих момента.

– Какие? – нетерпеливо спросила Маргарет.

– Музей грабили по субботам и только в дождливую погоду.

С минуту она переваривала это сообщение.

– И, узнав о субботе и дожде, ты раскрыл дело?

– Нет, – сказал я. – Я просто обратил на это внимание отца, благодаря чему он сумел помочь следствию. Видишь ли, по выходным охрану в музее обычно удваивают.

– В этом есть смысл.

– И, когда столько народу да еще идет дождь, все плащи и дождевики не вмещаются в гардероб. Приходится открывать дополнительное помещение, чтобы вешать их туда. Отпирая это помещение, они отключали часть сигнализации, иначе она вопила бы весь день.

– Блестяще, – признала Маргарет.

– Отец у меня сообразительный, – отозвался я.

– И ты научишь меня своей теории?

– Конечно, – сказал я. – Но в другой раз.

– Почему?

– Потому что прямо сейчас, как мне кажется, ты должна куда-то идти.

– А который час? – внезапно всполошилась Маргарет. – У меня же футбольная тренировка!

Она вскочила, но затормозила на полпути и обернулась на меня.

– А это ты как узнал? – требовательно спросила она: – Опять проТЕМил меня, да?

Я рассмеялся:

– Слово ТЕМЕ – это же не глагол. И – нет, я не ТЕМил. Просто из окна мне видно подъездную дорожку, и там только что встала ваша машина. Предполагаю, что женщина, которая идет к нашему дому, – твоя мама.

В тот же миг затрезвонил дверной звонок.

– Увидимся, – бросила Маргарет и вылетела из кухни. У входной двери она опять обернулась и добавила: – Кстати, на случай, если тебе интересно, считаю ли я тебя крутым или придурковатым…

Я нервно вздохнул. Маргарет послала мне сияющую улыбку:

– Очень, очень крутым.

Некоторые вещи вы делаете автоматически. Например, дышите или ходите. И, поскольку вы не думаете о них, им трудно научить других. Вот как вы объясните кому-то, что нужно делать, чтобы дышать? Составите пошаговую инструкцию?

1. Вдохни воздух через нос.

2. Выдохни воздух обратно через нос.

3. Повторяй ежедневно по двадцать тысяч раз.

Может, оно и сработает. Но это будет жульничество, поскольку «вдохни воздух» и «выдохни воздух» – по сути то же самое, что и «дыши». То есть вы толком ничего и не объяснили. Просто заменили слова.

То же самое и у меня с ТЕМЕ. Скорее инстинкт, чем навык. Так что, когда Маргарет попросила меня научить ее, я просто не представлял, как сформулировать это более-менее осмысленно. Поэтому начал с того, что повел Маргарет в Национальную галерею искусств, где работает моя мама, и показал ей портрет рыжеволосого бородача.

– Маргарет, хочу представить тебя Винсенту Ван Гогу, – сказал я.

– Эй, Винс, как жизнь? – подыграла она. Затем повернулась ко мне: – Ну и зачем ты хотел нас познакомить?

– Потому что этого художника я знаю лучше всего. Мама по нему с ума сходит, так что она много мне рассказывала. К примеру, о том, что он рисовал всего десять лет или около того и создал за это время более двух тысяч шедевров.

– Удивительное дело.

– И, как правило, он не мог себе позволить нанимать натурщиц, так что нарисовал множество автопортретов вроде этого. Обожаю эти цвета: оранжевая борода, синий фон, легкие зеленоватые тени на лице.

Маргарет изучала портрет:

– Очень круто. Только выглядит он что-то грустновато.

– Думаю, он часто грустил, – сказал я.

– И поэтому оттяпал себе ухо?

– Откуда ты знаешь?

– Да кто не знает, что Ван Гог отрезал себе ухо? – удивилась она. – Это общеизвестный факт.

– Наверное, – кивнул я. – Но вот что забавно: на этот счет все неправы.

Она с любопытством глянула на меня:

– Что, не отрезал?

– Может, отрезал. А может, и нет. Трудно сказать. Но дай-ка я представлю тебя еще кое-кому. – Я подвел ее к автопортрету на противоположной стене: – Это Поль Гоген.

– Ну, этот парень выглядит нечистым на руку.

– Почему ты так говоришь?

– У него над головой нимб, но в руке – змея. Так кто он? Ангел или дьявол? Герой или негодяй?

– Возможно, и негодяй, – ответил я. – Есть вероятность, что это он отрезал ухо Ван Гогу. Они жили вдвоем и постоянно ссорились. Гоген любил фехтование, так что мог посреди спора выхватить рапиру и угрожать ей Винсенту. Согласно этой теории, в один прекрасный день он так и сделал и случайно отрезал ему ухо.

– Если все было так, то почему Ван Гог никому не рассказал? – спросила она. – Почему позволил всем думать, что он сам это с собой сотворил?

– Он преклонялся перед Гогеном. Так что, возможно, произошедшее привело его в замешательство. Или, может, он не хотел, чтобы у друга были неприятности. Все, что мы знаем наверняка, – после того вечера они больше никогда не виделись.

Маргарет обдумала эту информацию:

– Интересно. Но, как ты и сказал, могло быть так, а могло и этак. Это просто теория. Если ты не знаешь наверняка, то нельзя утверждать, что все остальные неправы.