Кирилл Сомов - Лилия и шиповник

Лакей в темно-зеленой ливрее запрокинул голову и глядел в листву раскидистого каштана.

Там, меж ветвями, удобно примостился мальчик. Это был младший брат принца Генриха, принц Филипп. Левый глаз мальчугана прикрывала воинственная черная повязка, а в руках он держал подзорную трубу. Сегодня он не принц, а знаменитый на весь мир пират Южных Колоний Френсис Дрейк.

— Эй вы, ставьте паруса, три тысячи бешеных крыс вам за пазуху! Если мы упустим этот галеон, всех спущу за борт, мошенники! — хрипло крикнул Филипп, чем заставил лакея схватиться за голову.

— Ваше Высочество! Я буду вынужден доложить его Величеству! Ваш батюшка будет весьма недоволен! Вам пора за учебу! — перешел от просьб к угрозам несчастный лакей.

— Уфф, ну надоел... Не дает поиграть... — пробормотал себе под нос юный принц, сложил трубу и сунул ее за пазуху камзола. Затем он ловко скользнул вниз по стволу, спрыгнув с двухметровой высоты. Потер ушибленные пятки и, даже не взглянув на лакея, поплелся во дворец.

Принц Филипп был всего на год младше Генриха, а какая невероятная разница в характере... Поразительная хитрость, изворотливый ум, тщеславие и жажда повелевать всем и вся — такой набор более свойствен умудренному опытом придворному интригану, но никак не двенадцатилетнему отроку. А венцом всему была неуемная зависть к старшему брату. Филипп завидовал буквально всему — стоило королю сказать Генриху ласковое слово, и Филипп уже закусывал губу, мерил брата хищным взглядом, словно желая тому немедленной гибели. Впрочем, до таких крайностей юный Филипп еще не опустился. Но вероятно, это лишь вопрос времени...

Филипп приоткрыл дверь в библиотеку. За столом, сидел Генрих и что-то прилежно писал под диктовку долговязого аббата, родом откуда-то из-под Страсбурга. Ему так и не удалось избавиться от резкого и грубого акцента, несмотря на долгую, чуть ли не с рождения, жизнь во Франции.

— О, ваше Высочество! — воскликнул географ, — вы удостоили нас чести присутствовать на занятиях! Весьма, весьма похвально! Мы с его Высочеством принцем Генрихом как раз записываем реки, протекающие в Европе. Какие реки вы знаете, Филипп?

Мальчик нахмурился, потер лоб. Сдвинул повязку, затем и вовсе отправил ее в карман.

— Ну, это, Сена... — нерешительно сказал он.

— О, ja! Richtig! Еще?

— Рейн, Дунай...

— Ja... Вспоминайте, принц, вспоминайте! Лондон на какой реке расположен?

— Лондон? Там есть река? — удивленно переспросил принц. Потом пожал плечами. — Не помню...

— Очень плохо, ваше Высочество. Всего три дня назад был об этом урок. Наверняка, ваш брат скажет нам правильный ответ. Так, Генрих?

Филипп наградил брата ненавидящим взглядом, но Генрих уже не обращал внимания на подобное отношение, привык, за столько-то лет он хорошо изучил повадки братца!

— Темза, учитель, — без особых эмоций ответил Генрих и продолжил запись.

— Ja! Richtig! Вот видите, Филипп, вам следовало бы более настойчиво и прилежно учиться!

— Ладно... — снова двинул плечом Филипп, боком придвинулся к столу и влез на высокий табурет.

— Берите альбом, Филипп. Продолжим. Итак, столица Италии великий Рим стоит на реке Тибр...

Филипп лениво скользил пером по бумаге, почти не вслушиваясь в слова учителя. Мысли его витали далеко-далеко, в Карибском море, у берегов Антигуа, где испанский галеон вел бой с пиратским корветом...

Но ни на второй, ни на третий день гонец не принес хороших вестей. Мальчик хоть и пришел в себя, но мог только пить, есть понемногу, а на разговор не откликался. Горячка, начавшаяся в первую ночь, к счастью не затянулась надолго.

Юный Генрих не находил себе места. Он уже и сам удивлялся, чем же притягивает его бледное лицо незнакомого мальчишки, почему так манит и влечет к себе. Принц автоматически ел, занимался, отвечал на колкости брата и расспросы отца.

На третий день король все же снял «домашний арест» и позволил принцу нанести визит в больницу. Приказав при этом, что Генрих должен отправиться в карете и под присмотром десяти гвардейцев.

Пять гвардейцев, не спеша и приглядываясь ко всем встречным, двигались верхом перед каретой, пятеро — позади. А в самой карете принц находился под неусыпным оком графа д’Ориньяка. Окна были прикрыты занавесями, на дверях не было гербов. Ничто не должно было указывать на присутствие принца. Генриху все это было безразлично. Лишь бы поскорее добраться до больницы!

Дорога заняла больше двух часов. Карета величаво остановилась прямо возле порога и навстречу выбежали не только доктор, но и несколько девушек-монахинь. Визит столь именитой особы доставил им несказанную радость. Юные лица расцвели улыбками, словно распустившиеся бутоны роз. Но принц лишь мельком наградил их взглядом и поспешил внутрь.

Уже знакомым коридором он прошел прямиком к постели больного, присел на услужливо подставленный табурет. С замиранием сердца поднял взор и... перехватило дух. На него глядел ангел!

Бледное неземное лицо, уже отмытое от грязи, в обрамлении слипшихся светлых прядок волос; пересохшие бесцветные губы... Глаза... В этот раз глаза были широко распахнуты и оказались светло-зеленого цвета, с крапинками.

Грудь мальчика вздымалась и опадала с хриплым отзвуком, перемежаясь с еле слышным стоном... Но все же мальчик нашел в себе силы и попытался улыбнуться.

Генрих взял его ладонь. Она, по-прежнему холодная, бескровная, напоминала пойманную и уснувшую плотвичку. Принц слегка поморщился — плечо мальчика было перевязано и на ткани выступило пятно крови, темно-вишневое, неприятное на вид...

— Сильно болит? — спросил наконец принц, справившись с волнением.

— Нет... Почти нет... Чуть-чуть... — голос мальчика напоминал шелест сухих листьев.

— Ты скоро поправишься. Вот увидишь, все будет хорошо. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня...

— Ваше... Высочество, вы ни в чем не винов... — мальчик закашлялся, но быстро справился с собой.

— Тшш... Тебе нельзя разговаривать... Молчи, лучше молчи... — говорил тихо принц, поглаживая руку мальчика.

— Ваше Высочество, — сзади неслышно подошел доктор. Он все время стоял в стороне и следил за состоянием больного. — Ребенок еще слишком слаб. Вам лучше оставить его и навестить позже.

— Да, да, конечно. — спохватился принц. — Я сейчас уйду... Но скажи хотя бы, как твое имя?

— Жан-Мишель Бельтуаз, ваше Высочес... тво...

— До скорой встречи, Жан-Мишель, до скорой встречи...

Принц поднялся, ласково посмотрел на мальчика и направился на улицу. Молча сел в карету, отвернулся к затемненному окну и словно бы задремал. Граф не решился заговорить. Он, как незримая тень, находился рядом, однако не вмешивался — принц должен разобраться в своих чувствах.