Анатолий Клещенко - Без выстрела

Всё шло как по маслу. Костя ещё раз подмигнул Ивану Александровичу, ударил кулаком по столу и сказал:

– Руки не доходят, а то – обрез бы да всю власть к чёртовой матери. Подряд!

Старик медленно повернулся, смерил студента долгим взглядом, молча вышел. «Клюнуло», – решил Костя и сам испугался последствий своей удачи: поверил, пошёл за тем, за «геологом»? Двое на двое, но у тех – оружие!.. Дверь скрипнула, мышцы непроизвольно напряглись.

На пороге стоял бакенщик.

Один.

Он смотрел на Костю, но Костя смотрел только в чёрные отверстия ружейных стволов, направленных ему в грудь. Словно издалека, откуда-то долетел скрипучий голос:

– Инспектор, а ну глянь ему в документ. Что он за гусь, с обрезом гулять?

Иван Александрович нерешительно поднялся со своей чурки, снял зачем-то очки, начал протирать их.

– Доигрались! – гневно бросил он Косте и стал разубеждать хозяина: – Понимаете, произошло недоразумение. Этот молодой человек хотел испытать ваше отношение…

– В документ глянь, говорю! Потом я гляну! – оборвал бакенщик. – А ну, ты, дай ему документ! Кому сказано?

Расстегнув китель, Костя полез за документами. Ему было стыдно, смешно и вместе с тем страшно: пальцы бакенщика лежали на спусках двустволки.

– Документы настоящие, – уверил Пряхин, в то же время соображая, как вести себя дальше. – Паспорт, удостоверение, зачётная книжка…

– Погоди. Мне дай.

Косясь на студента, старик перебирал бумаги левой рукой, не снимая правой со спусков.

– Правильные бумаги, – согласился он наконец. – При круглых печатях, как следовает быть. Рази тебя учат с обрезом гулять? – вдруг заорал он на Костю так, что ружье заходило ходуном. – Ты на кого обрезом намахиваешься? На свете тебя не было, когда поделом обрезами-то махали.

– Вы же сами сказали: власть виновата! – попробовал вывернуться студент.

– За свои слова я и ответчик! Мне, паря, такое право дано – свою власть ругаю. Потому я её сам над собой ставил. Врандель генерал меня за её шомполами пороть велел, вот как! Доси рубцы не заросли! – Взволнованный воспоминаниями, старик сунул ружье в угол и заворошился в кисете, набивая трубку. – Я её, паря, и буду ругать, покуль на реке порядка не станет. Что ругать, в шею накостылять кое-кому надо. Думаешь, чего я с самоловами озоровал ноне? От обиды! На других реках такого беспорядку и не слыхали, чтобы начальству закона не уважать. Думают, Москва далеко? Дойдут у Москвы руки, дойдут! Прокурору, однако, летось перо вставили – теперь за бугалтера в райпе… Видал как?…

Бакенщик позволил себе сделать паузу, чтобы раскурить трубку. Этим воспользовался Костя.

– В общем, папаша, я это так сказанул… В порядке разведки, что ли… Ну, ваши настроения узнать…

Старик поперхнулся махорочным дымом.

– С-сопля ты зелёная – мои настроения узнавать, вот кто! Сорога ты тухлый глаз!..

Горный инспектор решительно потянул его за рукав.

– Ты извини, старина. Меня один вопрос интересует. К тебе не заходил сегодня один… товарищ? – споткнулся Пряхин.

– Геолог-то? Был, как же. Уху с ним варили. Скажи ты, какое дело – растерялся со своими! Моторку да ватник старый у меня взял, ещё сетку от мошки. Из Читы с караваном назад пошлёт. Надо было выручить мужика, дело у него спешное…

– Вот и всё! – обескураженно сказал Пряхин Косте. – Повезло…

– Пошто повезло? – удивился бакенщик. – Дело у него государственное, иначе нельзя.

– Да вы… – задохнулся Костя, – вы знаете, кому вы свою моторку дали?

– Знаю, – сказал старик. – Он в численнике записал. Гляди: Подклёнов Василий Степанович, второе развед… разведуправление… Я ему и в документ глядел. А разве созорует такой парень?

Костя горестно махнул рукой, словно швыряя оземь шапку.

– Эх, дед…

– Помог скрыться государственному преступнику, папаша, – сквозь зубы объяснил Пряхин.

Старик испуганно заморгал глазами, но потом недоверчиво усмехнулся.

– Ну, это ты бро-ось! Я человека, паря, наскрозь вижу. Да и документ у него честь честью!

– Документы бывают фальшивые, отец. А наружность, знаешь, подчас обманчива, – покачивая головой, промолвил Пряхин. – Этот человек на ходу выпрыгнул из поезда. В Ерофее Павловиче ему удалось обмануть оперативную группу. Теперь обманул тебя…

Бакенщик понял, что неожиданные гости не шутят. Дважды хлопнул себя ладонями по бедрам, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Видимо, соображал что-то.

– Слушай-ко сюда, паря, – предложил он. – Мотор у меня подвесной, три силы всего. Далеко на ем не упорешь, времени не ахти сколь прошло. Я вас сейчас к Ваське Степных через реку уплавлю. У того стационар, сил десять, коли не вся дюжина. Может, догоните?…

– Надо попытаться, – сказал Пряхин.

У Кости блеснула в глазах надежда:

– Должны бы нагнать.

– Айда к лодке! – скомандовал бакенщик, на ходу раскуривая трубку. Спички ломались – старик нервничал, каясь в своей оплошности.

Но у лодки он приостановился и спросил, сверля Пряхина маленькими красными глазками:

– Слышь-ко, парень тот не из таких, что начальству не поглянулся или что брякнул зря?

– Теперь за это не ловят, – невесело усмехнулся горный инспектор. – Прошло время…

– Смотри, паря! – погрозил старик.

Костя сел на вёсла, бакенщик пристроился на корме с правилом. Легкая лодочка, забирая наперерез течению, понеслась к противоположному берегу.

– Ничего, в гребях ты можешь, – похвалил Костю старик.

Он легко перешагнул за борт, прямо в воду, когда лодка ткнулась носом в песок. Выдернув её подальше от воды, на всякий случай спрятал в кустах вёсла. На ходу объяснил:

– Берегом пойдем к Ваське. Скореича. Течение тут шибкое.

И зашагал вперёд, почти не сгибая ног в коленях.

До поста бакенщика Василия Степных оказалось километра три – по прикидке Пряхина. Старик за время пути не проронил ни слова. Только предупредил, подходя к избушке:

– Вам пооберегаться надо. Страсть не любит Васькина лайка чужих.

Сложив рупором ладони, закричал надсадно:

– Василе-ей1 Васькя-а!

Впереди, за береговым чапыжником, всполошилась собака.

Старику пришлось еще больше поднять голос:

– Ведьму привяжи-и!

– Иди давай-ай! – ответили ему.

– Вай-вай! – толкаясь в скалы, закуролесило эха ответа.

– Пошли, – махнул рукой бакенщик.

Василий Степных – невысокий, обутый в мягкие ичиги – стоял возле избушки, поджидая гостей. Ветер играл льняным чубом на непокрытой голове. Взгляд цыганистых чёрных глаз, казавшихся чужими под светлой шевелюрой, был приветливым. Синюю косоворотку перехватывал в поясе добротный командирский ремень. На ремне болтался нож с костяной рукояткой.

– Дело до тебя у мужиков, – здороваясь, объявил старик.