Николай Поливин - Кит - рыба кусачая

Смутившийся Кит хотел было уже брякнуть, что золотая медаль — вранье, но Генка вовремя наступил ему на ногу, и Костя, закашлявшись, обронил не то «угу», не то «не могу»... Учуяв, что двоюродный брат врать не горазд, Муха душевные излияния срочно пресек и, схватив Костю за руку, вытянул его на улицу.

— Ты что же это, чуть меня не подвел? — накинулся Генка на Кита. Костя опешил. Генка, который только что врал матери так нагло и беспардонно, его Кита, и обвиняет еще в чем-то!

— Ну, знаешь ли? — рассердился Костя, — За такие штучки-дрючки и по шее заработать недолго!

— А ты что, никак, обиделся?! — искренне удивился Генка. — Так это ж на пользу общему делу, и, значит, не вранье, а дипломатическая беседа на высшем уровне! Кому от нее вред? Никому. А польза — огромная всем! И прежде всего нам с тобой. На мороженое получили? Получили. А увольнительную на вечер? Тоже. И завтра в кино отпустят. Чего ж еще надо?!

— Ты это всерьез?

— А ты что, еще сомневаешься? — Генка поразился Китовой наивности не меньше, чем рыбацкий сын Генкиным психологическим вывертам.

— Да-а, — Кит поскреб затылок, — а я своей мамане в жизни обманного словечка не сказал.

— Так, значит, она у тебя другая. Значит, она сама не хочет, чтобы ей заливали. А моей...

Тут Китово терпение лопнуло. Схватив Муху за шиворот, он встряхнул его, да так, что у того зубы лязгнули, и строго предупредил:

— Ты мне, баранья немочь, о родителях не смей и заикаться! Не то вздую — неделю на карачках ползать будешь! — и для убедительности отвесил Мухе внушительный подзатыльник. У Генки аж в ушах зазвенело и зеленые звездочки перед глазами захороводились.

— Сладил, да? — захныкал Генка. — Силу девать некуда, да? — И тут же, без всякого перехода, закончил неожиданно бодрым голосом: — Слушай, Китяра, а как ты смотришь на то, чтобы задержать с поличным двух бандюг?

— Это кого же? Не золотозубого ли с его приятелем? — В голосе Кита насмешка была явной, и Муха увильнул от правдивого ответа.

— Да нет, — словчил он, — это я так... на всякий случай. Ведь нам с тобой сегодня патрулировать по городу. Мало ли с кем доведется встретиться.

— А почему же именно двоих?

— Так нас же двое!

— Ну, если так...

«Клюнул!» — обрадовался Муха.

— Вот что, — заторопился он, — я на минутку заскочу в штаб за красными повязками и уточню наш маршрут. А ты поскучай пока здесь. — И Генка подтолкнул Кита к скамеечке возле автобусной остановки, напротив штаба, а сам юркнул в ворота кремля, где весь первый этаж колокольни был отдан городскими властями в распоряжение дружинников. Костя, усевшись на полосатую скамейку, непроизвольно принялся мурлыкать уже знакомую нам песенку: «Эх, да не кочегары мы, не плотники...»

Не успел Кит и глазом моргнуть, как перед ним возник лучезарный лик образцового дружинника. На левом рукаве Генкиной спортивной курточки алела повязка с броской вязью «Дружинник». Вторую, точно такую же, повязку Муха держал в правой руке.

— Надевай! — протянул он ее Киту.

— Но ведь я не имею на это права.

— Надевай, разрешение получено. Начштаба Боря Курочкин в курсе. Он дал «добро».

Косте осталось лишь повиноваться.

— Ладно, — покорно вздохнул Кит, нацепляя повязку, — показывай маршрут.

— Это мы мигом! — И Генка весело зашагал к морянскому «Бродвею», где по вечерам всегда шумно и толкотно от прогуливающихся модников. Здесь фигуряют патлатые мальчики в расклешенных брючках и девочки в юбках-колоколах, с вавилонскими башнями на голове. Центральная — Советская улица упирается одним концом в Морской садик. Сюда-то и прокладывал курс новоявленный Шерлок Холмс, а за ним следовал ничего не подозревающий Кит.

Генка вышагивал, по-петушиному выпятив грудь и задрав подбородок выше носа. Кит следовал за ним, словно привязанный на веревочке. Прохожие, не обращая внимания на Генкину повязку, нахально перли на храброго командира патруля, но, наскочив на его подмогу, отлетали в сторону. Остановившись на почтительном расстоянии, патлатые мальчишки с уважением разглядывали могучие Китовы плечи. Костя смущенно покашливал. Наиболее смелые девчонки пытались вступить с патрулем в шутливый разговор.

— Эй, дядечка, достань с неба звездочку! — бросила Косте одна нахальная егоза. Кит отвел глаза в сторону. Щеки его стали пунцовыми. Зато Генка не растерялся.

— А ну, петушиный хвост, — цыкнул он на задиру, — не мельтеши, люди при служебных обязанностях!..

И девчонка стушевалась.

Кит любовался старинными добротными домами, с атлантами и кариатидами по фасадам, с каменными львами на мраморных ступенях, парадных.

— Горисполком, — пояснил Генка, — бывшая купеческая биржа... А это — партпрос. А подъезд рядом — отделение Союза художников...

По зданию драмтеатра Кит скользнул равнодушным взглядом. Оно строилось еще до революции, вернее, перестраивалось, так как поначалу меценат-рыбопромышленник решил здесь отгрохать общественную баню, но вдруг передумал, и здание, почти готовое, было переоборудовано под театр. В результате такого вот полета фантазии миллионера, главную улицу Морянска и украсил кирпичный урод, внешними очертаниями похожий на динозавра. Правда, в тридцатые годы урода модернизировали, что-то подстроили, что-то пригладили, но красивее от этого здание не стало.

Соседствует с драмтеатром современная многоэтажная громада Дома актера. Дом этот нелеп и помпезен уже по-современному. Стены его отделаны битым стеклом, при солнечном и лунном сиянии они переливаются и играют всеми цветами радуги. Рядом с этим чудом современной архитектуры и разбросал свои густые аллеи Морской садик. Скорее все-таки это тенистый сквер, а не садик, с величественным памятником посредине. Но морянцы упорно величают его садиком, и ничего с этим не поделаешь. Памятник поставлен на братской могиле моряков, погибших в гражданскую войну при защите города от банд Деникина и местных казачьих атаманов. Скульптор соорудил памятник в виде океанского маяка, озаряющего своим светом бесконечные дали. Четырехгранная основа его украшена спасательными кругами, адмиралтейскими якорями и реями, на которых вьются боевые вымпелы. По бокам маяка, с восточной и западной стороны, установлены две морские скорострельные пушки...

Сюда-то и привел командир патруля своего великорослого брата. Отдыхающих было немного. На скамеечке у входа поблескивал стеклами пенсне седобородый пенсионер в бесформенной соломенной шляпе.

«Наверное, академик! — подумал Генка. — И шляпа, как. у академика, и туфли парусиновые».

У ног «академика», поджав под себя задние лапы, сидела каштановая такса. Склонив голову слегка набок, она посматривала умными смышлеными глазами на хозяина. «Тайна профессора Доуэля! — пронеслось в Генкином мозгу. — Мировое открытие. Сенсация номер один!»