Наталия Кузнецова - Дело о фальшивой картине

— Что, пожар уже кончился?

— Ну да, уже. А ты как здесь оказалась? Почему не выскочила? — Не дожидаясь ответа, Ромка радостно заорал: — Лешка, иди сюда, Катька нашлась! — А потом продолжил допрос: — Говори, что тебя сюда понесло?

— Я не успела выскочить, — вдруг всхлипнула Катька. — И еще мне хотелось спасти картины. А с ними мне сюда было ближе бежать, к тому же у выхода жуткий огонь полыхал.

— Какие еще картины? — не понял Ромка.

На крик брата примчалась Лешка, прижала к себе целую и невредимую подругу и тут же от нее отстранилась, чтобы не испачкаться.

— Откуда ты такая вылезла? И зачем ты вообще сюда поехала?

После долгих расспросов выяснилось, что Катька решила преподнести Дарье Кирилловне ка день рождения подарок — картину воронежского художника с тем самым каменным мостом, о котором они вели речь вчера у нее в гостях. И Ромка не ошибся: Катька действительно помчалась в галерею, выяснив, что и завтра, и послезавтра она будет закрыта.

А дальше дело было так. Как только девчонка вошла в зал и подошла к «своей» картине, в противоположном углу, за цветком, в большом горшке, вдруг вспыхнул огонь и побежал по стене. Пламя мгновенно распространилось по всему помещению, повалил густой черный дым, стало трудно дышать. Катька схватила полюбившуюся ей картину, кинулась было к двери, а потом увидела, что огонь уже подобрался к мольберту, на котором стоял главный экспонат выставки. Эту картину ей стало тоже жаль, она схватила и ее, но сразу две рамы в руках было удержать трудно, а огонь уже занялся у самого входа. Тогда она и нырнула в первую попавшуюся дверь. Выхода отсюда не было, зато обнаружилась раковина с краном, из которого капала вода, а под раковиной были свалены половые тряпки, а также старые, покрытые краской холсты. В углу подсобки валялись испорченные акварели, какие-то картины. Девчонка захлопнула за собой дверь, но дым все равно проникал сквозь все щели. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, Катька открыла кран и стала мочить все, что попадалось ей под руку. Затем она накрыла картины большим полиэтиленовым мешком, набросала на них мокрых тряпок, сама улеглась на пол и тоже укрылась мокрыми холстами.

Вот так она и лежала на мокром, покрытом кафельной плиткой полу и тихо шептала: «Только бы все обошлось, только бы все обошлось». И еще Катька думала о том, что будет с мамой, когда она узнает о том, что ее единственная дочь сгорела в огне. Но об этих своих мыслях она своим друзьям говорить не стала.

— Ладно, пошли отсюда, — сказал Ромка.

В подсобку, шаркая ногами, вошла старенькая согбенная старушка в надвинутом на лоб платочке, с ведром в руке, по-видимому, уборщица. Вся она была в копоти.

— Почему здесь так мокро? И что вы здесь делаете?

— Здесь наша Катька укрывалась и картины спасала, — объяснил Ромка.

— Чего? — переспросила старушка,

Катька нагнулась и вытащила из-под тряпок и мешка две картины.

— Вот они, не намокли даже.

Уборщица пристально посмотрела на девчонку, а потом на картины.

— Так ты, значит, спряталась здесь с ними от пожара?

— Ну да.

— Молодчина какая. — Старушка нагнулась и стала собирать мокрые тряпки, а друзья выскочили из подсобки.

— Но как же ты успела все это проделать? И картины укрыть, и промокнуть, и от огня спрятаться? — не переставал удивляться Ромка.

— Сама не знаю, — пожала плечами Катька. — Мне, конечно, себя было очень жалко, но и картины тоже. Все-таки они — произведения искусства. И еще я слышала, как охранник вызывал пожарных, так что надеялась, что все обойдется и меня спасут. Так и вышло. — Голос у девчонки был веселым и бодрым, она уже забыла о своих недавних страхах.

Павел Петрович Богачев снова стоял на улице и разговаривал с парнем, обвешанным фотоаппаратами, с большим кофром на плече. Затем парень отошел подальше от дома и зачем-то стал фотографировать закопченную вывеску над входом. Ромка подошел к владельцу сгоревшей галереи и сунул ему в руки обе картины.

— Вот, держите.

Богачев оглядел их со всех сторон, и радостная улыбка озарила его лицо. Он не мог оторвать глаз от полотна со сверкающими в лучах восходящего солнца окнами большого города.

— Это же работа Софьи Полянской! Значит, она спасена! Ох, черт, все остальные ее не стоят.

Все еще не веря своему счастью, он уставился на подростков.

— Где вы ее взяли? Как, почему она оказалась у вас?

— А это она, — указал Ромка на Катьку. — Пришла, увидела огонь и спряталась вместе с картинами в вашу подсобку.

Богачев протянул Ромке назад картины и порывисто прижал к себе девчонку, а потом, удерживая за плечи, отстранил ее от себя и, оглядев с головы до ног, как какое-то чудо, воскликнул:

— Но почему ты это сделала? И откуда ты вообще здесь взялась?

Катька кокетливо покрутила своим коротким носиком.

— Ну, я пришла, чтобы купить у вас одну картину: вы сказали, что она недорогая, а нам она нужна. А тут пожар. — Она вывернулась из его объятий и указала на произведение воронежского художника: — Сколько она стоит? Можно я прямо сейчас за нее заплачу?

— Бери так, — сказал Павел Петрович. — Ты сама не представляешь, что для меня сделала!

Он забрал у Ромки «Восход» и, держа его перед собой на вытянутых руках, покачал головой.

— Ну надо же, нет худа без добра.

Откуда ни возьмись, примчался все тот же парень с кофром.

— Вам что, удалось спасти картину?

Хозяин галереи радостно кивнул и указал на Катьку.

— Вот моя палочка-выручалочка. Если б не она…

— А вы откуда? — дернул парня за руку дотошный Ромка.

— Из «Новостей плюс», — охотно откликнулся фотограф. — Знаете такую газету?

— Еще бы нам не знать, — обрадовался мальчишка. — У нас там друг работает, Андрей Гридин.

— Я с ним хорошо знаком, — ответил парень, устремляясь к Катьке. Он обнял ее за плечи и подвел поближе к вывеске: — Ну-ка, девочка, стань-ка вот так. — Затем подбежал к Богачеву, выхватил у него «Восход» и сунул Катьке. — Держи-ка.

Катька прижала к себе картину, умудрившись при этом поправить челку и изобразить на лице самую ослепительную улыбку, на какую только была способна.

Фотограф отбежал, щелкнул пару раз, а потом покачал головой.

— Не так держишь.

Катька и впрямь держала картину шиворот-навыворот и сикось-накось, то есть вверх ногами и изнанкой наружу. Фотограф перевернул картину, вручил ее Катьке снова, и солнечный свет с полотна брызнул навстречу яркой вспышке его фотоаппарата.

— Так это что же, про нашу Катьку теперь в вашей газете напишут? — вновь подступился к парню Ромка.

— Разумеется, — ответил фотограф, — надеюсь, в самом ближайшем номере.

— Вот класс! Мы тебе, Катька, пришлем эту газету.

— Зачем присылать, когда она у нас в Воронеже продается? Только я не хочу, чтобы моя мама меня в ней увидела и узнала, что я на пожаре была. Придется ее у Стаса спрятать, — озабоченно проговорила Катька и достала из кармана зеркальце, чтобы посмотреть, как она будет выглядеть в этой самой газете и можно ли будет показать ее своим воронежским друзьям. Вообще-то она давным-давно собиралась полюбоваться на себя, но только теперь ей удалось это сделать. Катька увидела свое лицо, сплошь в черных и разноцветных потеках, ахнула и опрометью кинулась назад в ту самую комнату, где провела на полу не одну страшную минуту и где из крана все еще сочилась вода. Лешка помчалась за ней. Катька умылась, причесалась, мигом накрасила ресницы. При этом она причитала: