Валерий Роньшин - Белоснежка идет по следу

— Логично, Зайчик.

Саша заулыбался. Но вслед за тем нахмурился.

Да, но Жуликов уже мог найти «унитаз»?

Мог, — согласилась Калерия Ивановна.

А мог и не найти…

Мог, — вновь согласилась Калерия Ивановна.

Что же скрывается под этим «унитазом»? Как ты думаешь, мама?

Калерия Ивановна устало улыбнулась:

Я уже не в состоянии думать, Зайчик. Четвертый час ночи. Давай спать.

Как четвертый час?! — Чайников глянул на часы.

Да, четвертый час.

Спокойной ночи, Зайчик, — поцеловала Калерия Ивановна сына.

Спокойной ночи, мама.

Но поспать в эту ночь им так и не удалось.

Раздался звонок в дверь. И звонил, не переставая. Кто-то держал палец на кнопке и не отпускал.

Саша и Калерия Ивановна вышли в прихожую.

— Кто там? — громко спросил Чайников.

В ответ — тишина. Только звонок надрывается: дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзинь…

Саша посмотрел в «глазок», но никого не увидел.

Зайчик, не открывай, — тревожно сказала Калерия Ивановна.

Спокойно, мама. — Чайников вынул из плечевой кобуры пистолет, снял с предохранителя, послал патрон в патронник…

Затем рывком распахнул входную дверь.

И — остолбенел.

В квартиру звонила… Белоснежка. Она стояла на задних лапах, опершись передней правой лапой о стену, а левой — давя на кнопку звонка. В зубах у собаки была зажата какая-то бумажка. Увидев Сашу, Белоснежка встала на все четыре лапы и вытянула морду в его сторону. Как бы предлагая взять у нее бумажку.

Чайников взял. Это был свернутый в несколько раз пожелтевший обрывок газеты. Саша развернул этот обрывок и прочел неровные рукописные строчки, идущие поверх типографского текста:

«Мы в опасности! Помогите! Стас».

«Кто в опасности? — с недоумением подумал Чайников. — Стас Брыкин? А еще кто?..»

Саша перечитал записку, написанную красной пастой. И вдруг его как укололо. «А ведь это не красная паста!» — понял он.

Записка была написана кровью.

Итак, Стас полез в разбитое окно. И Юльке ничего другого не оставалось, как последовать его примеру. Не могла же она бросить своего парня.

Ребята очутились в маленькой комнате, забитой разным хламом. Они осторожно двинулись к выходу. Под ногами хрустели обвалившаяся штукатурка и осколки стекла. Выйдя из комнаты, Юлька и Стас угодили в другую комнату, тоже маленькую и тоже забитую хламом: на полу валялся порванный матрас, у окна стоял стол на трех ножках, у стены — шкаф без дверцы… Затем Стас и Юлька оказались в длинном, извилистом коридоре, долго по нему блуждали, словно по лабиринту, заглядывая по пути во всевозможные помещения, которых в доме имелось великое множество. Складывалось такое впечатление, будто изнутри дом был больше, чем снаружи.

Наконец коридор уперся в деревянную лестницу. По скрипучим ступенькам ребята поднялись на второй этаж.

Вдруг Стае схватил Юльку за руку.

— Слышишь? — прошептал он. — Кто-то разговаривает.

Юлька прислушалась.

— Нет, не слышу.

— Вот, опять… Слышишь?

Теперь Юлька услышала.

Ой, мамочка, — пролепетала она.

Ты здесь постой, — приказал Брыкин, — а я пойду разговор подслушаю.

Нет, нет, — живо возразила девочка. — Я с тобой. Одна я боюсь.

Ребята на цыпочках подкрались к двери, за которой раздавались приглушенные голоса. Брыкин посмотрел в дверную щелку. В скупом лунном свете, идущем от окна, Стас увидел две фигуры. Одну он сразу узнал. Это была старушка. Во второй фигуре угадывался мужчина.

…Папа долго ждать не любит, — говорил этот мужчина. — Сечешь, братан?

А я что, виноват? — отвечала «старушка» мужским голосом. — Меня же менты замели.

Это твои проблемы. Папа тебе бабки отстегнул?

Ну, отстегнул.

А ты не мычишь и не телишься.

Да я все перерыл. Вот чтоб мне век воли не видать, Цыган. Нигде этого чертового футлярчика нет.

Может, не там ищешь, Картошка.

Скальпель же говорил: на пятом этаже, где две квартиры… Эх, жаль, не успел договорить. Меня менты за жабры взяли. А когда я из тюряги свалил, мусора Скальпеля замели. Прямо невезуха какая-то.

Невезуха, — хмыкнул Цыган. — Вон Папа столько лет свои делишки делает. И никакой невезухи. А все почему?

Почему? — спросил Жуликов.

Да потому что он хитрый, как лиса. В лисьей норе всегда есть запасной ход. И у Папы всегда есть запасной ход. Потому он и Папа. Сечешь?

Да, Папа — авторитет, — согласился Картошка и со вздохом добавил: — А моя фотка на всех стендах красуется.

На каких стендах?

«Их разыскивает милиция».

Цыган закурил.

Слышь, Картошка, а Скальпель в какой тюряге сидит?

В «Крестах».

Че ж ты раньше-то молчал?! У Папы в «Крестах» свой человек есть. Надзирателем пашет.

Ну и что?

Он же может спросить у Скальпеля, где футляр спрятан. Сечешь?

Так он ему и скажет. Откуда Скальпелю знать, что надзиратель на Папу работает?

Цыган пожевал сигарету.

— Здесь вот как можно сделать. Пускай Скальпель напишет записку, якобы жене. И в записке намекнет — куда он футляр заныкал. Да хитро намекнет, чтоб никто, кроме тебя, не врубился. А в случае чего Скальпель всегда сможет отвертеться, — дескать, просил надзирателя записку жене передать.

— Башковитый ты мужик, Цыган, — уважительно произнес Жуликов. — Недаром у Папы в первых подручных ходишь.

А ты, Картошка, смотри не форшманись еще раз. Иначе тебе крышка. Тому, кто портит Папе настроение, Папа портит жизнь. Сечешь?

Да все будет тип-топ, братан. Не сомневайся.

И в этот момент, надо же такому случиться, у Юльки под ногой провалилась сгнившая половица.

Крак — раздался громкий звук.

Брыкин мгновенно оценил ситуацию.

— Бежим, — схватил он девочку за руку.

И они побежали.

Поворот. Коридор. Поворот. Лестница вниз. Направо. Налево. Одна проходная комната, вторая проходная комната… А вот третья комната оказалась не проходной. Впереди была стена с крохотным оконцем.

А позади — голоса бандитов.

Брось ты, Цыган, дергаться. Это крысы шебуршат.

Крысы не крысы, а держи пушку наготове.

Да держу, держу…

Юлька и Стас замерли. Шаги приближались. Становились все громче… громче… громче…

Спасти ребят могло только чудо.

И чудо произошло.

— Гав-гав-гав! — раздался на весь дом яростный лай Белоснежки.

Вот шельма! — послышались вслед за лаем вопли Жуликова. — Да отцепись ты от меня!..

Эй, Картошка, ты чего?

Да собака бродячая юбку мне порвала.

Ха-ха-ха! — расхохотался Цыган. — Вот, оказывается, кто по дому бегает.

Шаги и голоса стали удаляться. Опасность миновала. Ребята перевели дух. А Картошка и Цыган вернулись к прежнему разговору.

— Когда ты это дельце с надзирателем обтяпаешь? — спросил Жуликов.

Завтра утром. И если все будет в ажуре, он передаст тебе записку от Скальпеля. Сечешь?