Алексей Биргер - Дело лохотронщиков

— Очень интересно! — сказал Лешка. Лешка и Илюха так внимательно разглядывали листочек с адресом, как будто он был зашифрованным посланием, которое они надеются разгадать и узнать нечто очень важное. — Из всего этого можно сделать несколько выводов. Во-первых, раз он подрался в районе «Динамо», то скорее всего, он подрался из-за этой девчонки, из-за «феи» своей. Из-за чего еще ему в драку ввязываться было, верно, если его только эта девчонка и интересовала? Во-вторых, кто еще мог пригреть его на ночь, кроме этой девчонки и ее родителей? Никто. А раз они не только оставили его на ночь, но и взялись привести в порядок его и его одежду — значит, он выручил девчонку, и теперь они считают себя ему обязанными. Сходится?

— Все сходится, — согласился я. — Я и сам об этом думал, потому что логичней некуда.

Илюха почесал в затылке.

— Это нормально, — сказал он. — Ведь по всему этому выходит, что он дрался правильно и по делу. То есть неприятностей в школе у него не будет. А то ведь за драку на улице и исключить могли бы…

— Или, наоборот, похвалить, если человек дрался за справедливость, — сказал Лешка. — Мне кажется, тут ближе второй вариант.

— Угу, — согласился я — Потому что без веских причин никто бы не оставил на ночь в своем доме незнакомого пацана, неизвестно откуда взявшегося. Если бы он подрался перед носом у девчонки только для того, чтобы показать ей свою удаль, она бы фыркнула и ушла. Он как-то очень здорово ее выручил, факт. Но как — мы все равно до завтра не узнаем. Поэтому предлагаю ложиться спать, утро вечера мудренее.

Друзья согласились со мной, и мы легли. Но какое-то время нам не спалось.

— И почему не в форме приезжать? — проворчал Илюха. — Драку он, что ли, хочет продолжить, взяв нас в подмогу? А предупредил для того, чтобы форма не пострадала? Если за хорошее дело подраться, то всегда пожалуйста..

— Мне кажется, тут другое, — отозвался Лешка.

— А что еще может быть? — спросил Илюха.

— Вполне возможно, он попросил быть не в форме, потому что форма может кого-то спугнуть, — ответил Лешка.

— То есть, — я приподнялся на локте, — он хочет, по-твоему, чтобы мы подобрались поближе к тем, с кем он сцепился, и выяснили, кто они такие?

— По-моему, да, — сказал Лешка. — Я исхожу из того, что, раз родители девочки предложили ему остаться на ночь и отнеслись к нему душевней некуда, то значит, их дочке действительно угрожала серьезная опасность. А против серьезной опасности, против такой опасности, к которой взрослые относятся, на полном серьезе, даже сила четырех ребят — все равно не сила. Поэтому, мне кажется, у Жорки какая-то хитрость на уме… Ладно, чего гадать? Завтра все узнаем.

— И Жорку в обиду не дадим… — буркнул Илюха, поворачиваясь на другой бок, носом к стенке.

(Из расшифровки аудиозаписи беседы Осетрова Валентина Макаровича с кадетами первого года обучения Карсавиным Андреем, Коневым Алексеем, Углановым Ильей, Шлитцером Георгием.)

Осетров.…Стоп! Здесь напрашивается первый вопрос. Вам сразу стало ясно, что произошло ЧП. О любом ЧП надо немедленно докладывать начальству школы, то есть мне лично. Почему не доложили? (Пауза.) Карсавин?..

Карсавин.Мы не знали… ну, не знали масштабы этого ЧП. Нам надо было узнать их, эти масштабы, прежде чем докладывать. А вдруг все оказалось бы мелочью какой-нибудь…

Осетров.В работе контрразведчика мелочей не бывает. Иногда постесняешься доложить о какой-нибудь «мелочи» — и сгоришь. Кроме того, вы сами пришли к выводу, что дело, скорее всего, серьезное и опасное, поэтому ссылки на «может быть, мелочь» звучат странно… Конев?

Конев.Честно говоря, не подумали…

Осетров.Не подумали, вот как? А что в уставе сказано? (Пауза.) Завтра буду гонять вас по уставу, и, если хоть слово кто-то из вас не так ответит, будете учить и учить, пока от зубов не начнет отскакивать. Есть правила, от соблюдения которых в будущем может зависеть ваша жизнь, и этими правилами пренебрегать нельзя. …Угланов?

Угланов.Так вдруг Жорику опять нагорело бы? Не хотели друга закладывать.

Осетров(после паузы). Не буду комментировать. Возможно, Угланов сказал то, что всеми тремя вами двигало, честно сказал. Допустим, так. Но ты, Шлитцер, почему ты сам сразу не доложил? Ведь ты бы никого не закладывал… кроме самого себя?

Шлитцер.Не хотел раскрываться.

Осетров.То есть?

Шлитцер.Ну, я не мог позвонить и доложить так, чтобы меня никто не услышал. А ситуация… В общем, я подумал, что нельзя, о этой самой ситуации, засвечиваться перед посторонними.

Осетров.Но ведь друзьям ты позвонил?

Шлитцер.Друзьям — это не начальству с рапортом. Друзьям — это нормально, это кто угодно звякнул бы.

Осетров.Хитер ты, Шлитцер, хитер… Только хитрость твоя, она… Ладно, продолжайте. Думаю, и так вам все ясно, можно не договаривать.

Встали мы довольно рано — хотя, естественно, не в семь утра, как в школе, по будням. Но где-то к половине девятого были на ногах. И к десяти уже топали от станции метро «Динамо» к Петровско-Разумовскому проезду.

Вопрос с одеждой мы решили быстро. Мы с Лешкой были приблизительно одного роста и сложения, поэтому ему подобрали полный комплект из моих вещей. А на Илюху нашлось кое-что среди вещей Сашки, моего старшего брата.

— Вы куда так рано? — удивились мои родители.

— Так день вон какой классный, — ответил я. — Хотим побольше погулять. Чего дома-то торчать?

День и вправду начинался на загляденье, такой же солнечный и теплый, как вчера. Все деревья уже опушились молодой зеленью. Ранняя в этом году выдалась весна в Москве.

— Что ж, погуляйте, — одобрили мои родители.

Мы уже ехали в лифте, когда Алешка хлопнул себя по лбу.

— Вот идиот! Ведь пришла мне вчера в голову мысль, когда я уже засыпал… А сегодня утром забыл напрочь!

— Что такое? — спросили мы с Илюхой.

— Фотоаппарат! Я подумал о том, что если Жорик попросит нас проследить за какими-то типами, то хороший фотоаппарат нам не, помешает.

— Ты прав, — сказал я. Двери лифта открылись, мы прибыли на первый этаж. — Подождите меня у подъезда, а я сгоняю за фотоаппаратом!

Мои друзья вышли из лифта, а я опять поднялся наверх. Мое желание взять фотоаппарат родителей не удивило: еще бы, в такой день ребята конечно захотят пофотографировать и друг друга, и праздничную Москву.

— Вот, порядок! — сообщил я ждавшим у подъезда друзьям. — Пленка на двадцать четыре кадра, из них только пять отснято, светочувствительность двести. Значит, при таком солнце можно спокойно снимать без вспышки. И срабатывает фотоаппарат, кстати, тихо, щелчка и жужжания почти не слышно.