Адам Багдай - Тайна черного зонта

Томек еще раз нажал кнопку сигнала. Детвора взвыла, как ватага краснокожих, дед Куфель подкрутил усы, пани Пилярская побледнела от волнения, а Спортсмен невозмутимо нажал на стартер. Автомобиль тронулся с места и поплыл по солнечной улице, словно гондола по венецианскому каналу.

В доме остался только Толусь Поэт с газовой плитой. Почему именно Толусь? Этого юные детективы еще не уразумели.

Время приближалось к полудню, и спокойная до этого тополевая аллея ожила. Появились празднично одетые люди, старые бабуленьки семенили в костел, держа Библии в стиснутых ладонях. С оглушающим треском проскакивали улицу недисциплинированные мотоциклисты. Появились женщины с детскими колясками, бесцельно слоняющиеся подростки.

Никто, однако, и не подозревал, что на тихой вилле по соседству происходит нечто такое, отчего у юных детективов голова шла кругом. На вилле творились загадочные дела.

Из открытого окна доносились звуки фортепьяно. Пассажи без передышки следовали один за другим, а невидимый пианист все ускорял и ускорял темп. Вскоре, однако, сквозь гармонию фортепьянной музыки стали пробиваться иные звуки. Поначалу казалось, что это дятел долбит дерево в соседнем саду либо кто-то на кухне пестиком отбивает мясо. Но вскоре юные детективы пришли к выводу, что в доме Пилярских кто-то долбит стену.

— Работают, — шепнул Кубусь. — Я говорил тебе, что так и будет.

— Но они ведь не могут разрушить дом, — заметила Гипця.

— Они все могут. Они даже могут взорвать этот дом.

— Так, может… — Гипця ненадолго задумалась. — Может, нужно вызвать полицию?

Кубусь остолбенело уставился на нее.

— Ты что, с луны свалилась?! Мы в каком-нибудь шаге от великого открытия, а ты… Эх… — Он безнадежно махнул рукой. — С тобой всегда так…

— Потому что мне жаль Пилярских. Это такие хорошие люди.

— Надеюсь, что дом они не взорвут, — успокоил Гипцю Кубусь.

Звуки долбежки становились все громче. Чувствовалось, что кто-то яростно ломает стену. Прекратилась и игра на фортепьяно, а в открытом окне показалась голова пожилой дамы. Это была полнолицая, седовласая пани со сварливым взглядом. Голова ее была в бигуди, а плечи покрывал шелковый халат, разрисованный крупными красными цветами.

Дама осмотрелась, с минуту прислушивалась, а потом закричала раздраженным голосом:

— Даже в воскресенье человеку не дают покоя! Разве вы не слышите, что я упражняюсь на фортепьяно?

Вопрос был обращен в сторону закрытого окна Пилярских. Спустя некоторое время кто-то осторожно раздвинул занавески. За оконным стеклом показалась рыжая бородка Толуся Поэта. Любитель стихов тяжело дышал, лицо его было осыпано кирпичной пылью. Притаившись за окном, он с философским спокойствием поглядывал на залитый солнцем сад.

Дама в бигуди не уступала и продолжала раздраженно кричать:

— Делают вид, что не слышат! С меня хватает гвалта на протяжении всей недели! Если тотчас же не прекратите, я позову полицию!

Толусь Поэт спокойно распахнул окно и не торопясь просунул в него покрасневшее от кирпичной пыли лицо.

— Мое почтение, сударыня, — произнес он с врожденной галантностью.

При виде рыжей бородки дама приглушенно вскрикнула:

— Боже, я думала, это пани Пилярская!

— Милостивая пани может спокойно играть на фортепиано, нам это не мешает, — сказал он с озорной улыбкой.

Даму прямо-таки затрясло от злости.

— Но это мешает мне! Это безобразие — так стучать в воскресенье!

— Приносим глубочайшие извинения, но мы подключаем газовую плиту и обязаны проверить дымоходы, — вежливо, но решительно проговорил Толусь невозмутимо спокойным тоном.

— В воскресенье! — вспыхнула дама. — Неужели нельзя было найти для этого другой день?

Толусь загадочно усмехнулся.

— Это делается в интересах уважаемой пани. В дымоходе оказалось не все в порядке, и мы приводим его в норму, а то весь дом мог взлететь на воздух.

— Ох, — пропищала дама. — Я не знала. Очень прошу извинить меня…

— Ничего, — перебил ее Толусь. — Обожаю игру на фортепьяно. Если бы не эта проклятая работа, я бы и сам охотно послушал Шопена или какого-нибудь Бетховена.

Этим Толусь окончательно расположил к себе даму. Она приветливо улыбнулась и кокетливо предложила:

— Когда пан закончит работу, я могу ему что-нибудь сыграть. Я вижу, пан разбирается в музыке.

— Обожаю музыку и поэзию, — повторил Толусь. — Но, к сожалению, у меня сегодня нет времени. Пани сама видит, работа.

Толусь послал даме наиприятнейшую из своих улыбок, кивнул на прощание и, захлопнув окно, исчез за занавеской. Через минуту послышался еще более громкий стук, грозивший, казалось, разнести весь дом на кусочки.

— Волшебник! — восхищенно вздохнул Кубусь. — Слышала, как он заговорил ей зубы? Ювелирная работа.

— Настоящий волшебник! — повторила Гипця. — Делают вид, что исправляют дымоходы, а сами что-то ищут в стене. Надеюсь, что не случится несчастья.

— Да что ты! — возмутился юный детектив. — Это ж величайшие специалисты! Все идет как по маслу! У них так тщательно продуман план, что комар носу не подточит. На пять с плюсом!

Из репродукторов, подавая сигнал времени, запела труба с колокольни краковского костела святой Марии. Кубусю наскучило сидеть на одном месте.

— Слушай, я схожу проверить, что там слышно у Ленивца, — сказал он Гипце. — Нужно быть готовым к тому, что они в любой момент могут закончить работу и испариться. Нельзя позволить им ускользнуть от нас. Если заметишь что-нибудь подозрительное, свистни.

— А если я не умею свистеть? — возразила Гипця.

— Тогда спой что-нибудь.

— Хорошо. Только возвращайся, а то без тебя скучно.

Кубусь прокрался за кустами терновника, издали обошел дом и, отыскав дырку в изгороди, через мгновение оказался на садово-огородном участке. Там работали люди. Они пропалывали овощные грядки, подрезали, окапывали и опрыскивали фруктовые деревья. Возле беседок забавлялись дети. Вокруг царил безмятежный покой воскресного дня.

Однако ближайшая к вилле грядка была пуста. Кубусь внимательно осмотрелся вокруг. «Дьявольщина, — подумал он, — куда подевался Ленивец?» Но Ленивца, казалось, и след простыл. И только немного спустя Кубусь увидел его спокойно лежащим в малиннике около забора и объедающимся пахучими ягодами.

— Что ты делаешь? — вскричал Кубусь, приглушив голос.

Ленивец улыбнулся обезоруживающей улыбкой и, как бы отвечая на вопрос, запихнул в рот целую горсть зрелых ягод. Лицо его по уши было измазано малиновым соком, а глаза весело блестели.

— Ем малину, — ответил он, проглотив ягоды.